Островок счастья

Впрочем, тот факт, что гость был нежданным (а с какой бы стати?), совсем не означал, что он был нежеланным. Юля даже сама удивилась, как замерло и подпрыгнуло у нее сердце, когда она увидела в своем дворе директорскую машину. За прошедшие два с половиной месяца она не раз думала о Павле и о ссоре, случившейся в день закрытия сезона, за которую ее отчитала Тарасова («Девочка моя, все то же самое, но только мягче! И предварительно подумав, стоит ли вообще открывать рот. А при таком подходе можно столько врагов себе нажить, что сама удивишься!»). В самом деле, зря она тогда набросилась на Павла. Он хотел им только добра, хотел помочь и говорил вполне искренне, а она… она тогда просто устала, наверное. Поэтому и сорвалась. Но не идти же извиняться?

– Серега дома? – спросил Павел, пристраивая сумку в прихожей и оглядываясь в поисках тапочек в красно-коричневую клетку, которые Юля всегда ему выдавала.

– Серега поступил в Щепку! – пропыхтела Юля, выкапывая что-то из нижнего ящика прихожей. Это оказались тапки, и Павел обрадовался им, как старым знакомым, которые, похоже, никому, кроме него, тут не требовались.

– Куда? – не понял он.

– В Щепкинское училище в Москве, это такой театральный вуз, очень хороший. Конкурс был просто сумасшедший! – пояснила Юля уже из кухни. – Ты есть будешь?

– Да! – прокричал Павел, хотя квартира была крохотная и орать совершенно не требовалось. Просто он очень обрадовался и тому, что будут кормить, и тому, что Юля опять, как раньше, сказала ему «ты».

– Вообще тебе повезло, – сообщила Юля, помешивая на сковородке что-то вкусно пахнущее. – Я раз одна, то готовкой не заморачиваюсь. Но вчера меня растащило приготовить баклажаны с мясом. Как в Турции, помнишь? А хлеб только черный, ничего? Слушай, а ты в курсе, что у нас Таня уехала? Ну, Снегурочка ладно, и Саша отлично справится. А вот что с «Алыми парусами» делать – ума не приложу. Снимать жалко. Хотя, может, Таня согласится приезжать, на два-три спектакля в месяц вполне можно. И своих навестит, она же дочку с родителями пока оставила. Сейчас чай заварю, и садимся. А пряники ты ешь?

С неподдельным интересом слушая Юлин рассказ обо всем понемножку и даже успевая задавать вопросы, Павел съел все, что было на тарелке, – было горячо и вкусно, поэтому он, наплевав на правила хорошего тона, тщательно повозил корочкой хлеба по тарелке. А потом стал есть пряники (честно говоря, он думал, что мягкие вкусные пряники, да еще и с куском сливочного масла сверху, остались там, в детстве, теперь ему встречались все больше маффины, круассаны да чизкейки) и пить чай из большой кружки, это тоже была его кружка, Юля всегда ему ее давала.

Он по-разному представлял свою встречу с Юлей, но никогда – что она будет такой простой и домашней, как будто он вернулся домой из командировки. А его ждали и скучали по нему. Не нами замечено, что один из многих путей к сердцу мужчины, но, пожалуй, наименее тернистый, лежит через желудок. А иначе чем еще можно объяснить то, что, допив чай и проглотив шестой по счету пряник, Павел вдруг сказал:

– То есть ты одна теперь живешь. Слушай, Юля, а я вот что подумал: выходи за меня замуж! А то ты одна, и я один. Буду вечером приходить с работы, ты меня будешь ужином кормить. А я тебе помогу пьесу писать. Как тогда.

Он отставил чашку и стал ждать ответа. Убежденный холостяк и завидный жених, Павел Андреевич Мордвинов, дожив до тридцати пяти лет и успешно отразив множество атак на свою независимость, примерно представлял, что должно было быть дальше: любая женщина, услышав такое предложение, должна на секунду (не более) впасть в замешательство, потом переспросить, серьезно ли он, и, не дожидаясь ответа, согласиться.

Любая, но не Юля.

– Не могу я замуж, – с сожалением ответила Юля. И было непонятно, к чему относится ее сожаление – к невозможности замужества или к тому, что пряников на тарелке больше не осталось. И стала загибать пальцы: – Ужины я готовить не могу, сама прихожу домой к двенадцати. У меня юбилейный сезон. Четыре спектакля до Нового года. Антонина Ивановна скоро приезжает. Захочет – у меня будет жить, захочет – у Светланы, там посмотрим. И еще Петя.

– Что – Петя? – несказанно изумился Павел, глядя на ее сжатый при подсчетах кулак. – Он-то куда?!

– Да нет, не в этом смысле. Понимаешь, Петька очень переживает из-за того, что Таня уехала. И что не разрешила ему быть рядом. Он ездил к ней в Москву и вернулся оттуда какой-то совсем другой… взрослее. Недели две ни с кем не разговаривал, сидел дома, смотрел в стенку. Мать боялась, что он на себя руки наложит. Первая любовь… – вздохнула Юля. – В общем, мы не знали, что и делать. Надо было его как-то расшевелить. Ну вот, я и пообещала Петьке в этом сезоне главную роль дать. Не могу же я его обмануть…

– Чем бы дитя ни тешилось, значит… – проворчал Павел, обиженный тем, как легко Юля свернула с интересующей его темы на проблемы какого-то влюбленного щенка. – На тебе главную роль, играй, деточка, только не плачь? Тоже мне, театр…