Островок

– Ваша логика, как всегда, безупречна, – согласился я, радостно осознав, что выволочки не предвидится, и задал вопрос, который не переставал меня будоражить с того самого момента, когда я открыл папку: – Но зачем этот таинственный кладоискатель, забрав бумаги, вложил в папку старые газеты? Ведь это лишняя возня, а значит, и лишний риск. Зачем он оставил этот невнятный след?

– Полагаю, субъект, которого ты метко окрестил таинственным кладоискателем, хотел таким образом насолить Алибабе-Пустынцеву, – скупо улыбнулся Дед, продолжая развивать свою мысль. – Он знал, что придти за папкой может только Алибаба. Только Алибаба мог увидеть подмену, в которой, надо полагать, заложен некий скрытый смысл. В чем заключается этот смысл, мы с тобой пока не знаем. Но очевидно, что речь идет о сведении счетов между людьми, которые, надо полагать, враждовали на протяжении многих лет, хотя и работали на одну мафию. – Дед по привычке почесал мочку своего розового уха и заключил: – Итак, образ таинственного незнакомца, человека-невидимки, лихо обскакавшего нас, начинает постепенно выплывать из тумана, верно? Это, несомненно, закоренелый враг Алибабы, не побоявшийся бросить ему вызов. Нам известно, что Алибаба был далеко не ординарной личностью, стало быть, его враг тоже не из хлюпиков. Тебе не кажется, Ярослав, что круг поиска сузился еще заметнее?

Что-то подсказывало мне, что еще до моего приезда Дед вычислил того, кто оставил меня в дураках.

– Ладно, не буду тебя томить, – Дед словно прочитал мои мысли. – В свое время мне пришлось плотно заниматься Алибабой и попутно изучать его окружение. Еще тогда мне на заметку попал некто Спорышев Константин Константинович. Спорышев и Пустынцев знали друг друга со студенческой скамьи. Кстати, именно Спорышев дал Пустынцеву кличку Алибаба, которая сопровождала того до конца дней. Много лет они дружили, но затем между ними пробежала черная кошка. Не знаю, по какой причине, но они стали заклятыми врагами. В какой-то момент судьба надолго развела их, но затем они снова оказались в одной упряжке на почве наркобизнеса. Правда, служили разным баронам. Пустынцев, как ты уже знаешь, был человеком Мирзоева, а Спорышев – офицер-сапер в звании майора, ас своего дела, во время афганской кампании связался с тамошними владельцами опиумных плантаций. В свою очередь, афганские дельцы, стремясь наладить канал сбыта через Таджикистан, вышли на Мирзоева, послав к нему для переговоров в качестве доверенного лица Спорышева, за которым тогда же закрепилось прозвище Сапер. Так мы и будем называть в дальнейшем бывших приятелей – Алибаба и Сапер. Сапер, насколько мне известно, сумел добиться доверия Мирзоева, после чего наведывался в кишлак весьма регулярно. Несомненно, здесь он встретил Алибабу. Полагаю, застарелая вражда вспыхнула с новой силой. Впрочем, на людях они, скорее всего, улыбались друг другу и жали один другому руки. Но тайная ненависть в их душах разгоралась всё сильнее.

“Тайная ненависть в их душах”… – Дед любил иногда употребить в разговоре литературный образ, водился за стариком такой грешок.

– Тогда многое становится на свои места, – поддакнул я. – Бывая в кишлаке, Сапер действительно мог узнать о том, что где-то в глубине Змеиного ущелья Мирзоев построил тайник, а затем уничтожил каменотесов. Найти такой схрон совсем непросто. Саперу потребовалось для этого больше двенадцати лет. Лишь три года назад он добился своего, оставив для Алибабы кипу одинаковых газет, предположительно, как некий знак, своеобразное послание. – Тут я позволил себе взглянуть на Деда: – Что ж, теперь, по крайней мере, понятно, кто взял бумаги. Мы продолжим их поиск или как?

– А для чего, по-твоему, я вот уже битый час толкую с тобой?

Здесь я решил, что настал подходящий момент задать другой важный вопрос, который уже давно не давал мне покоя:

– Вы не считаете, что для успеха дела лучше посвятить меня в секрет этих бумаг?