Островский. Драматург всея руси

Попытки отыскать в Катерине исключительные черты всегда ведут к излишней драматизации. Исполнительницы этой роли больше всего боятся, что у них не хватит драматического темперамента для изображения потрясающих страстей и страданий. Но мне кажется, простота и правдивость для этой роли более необходимы. Я боюсь в ней всего душераздирающего. Катерина мне кажется удивительно изящной и гармоничной. И я нахожу подтверждение этому у Добролюбова. Анализируя игру первой исполнительницы роли Катерины в Александринском театре – Фанни Снетковой, Добролюбов упрекает артистку в излишнем драматизме.

Разбирая знаменитую сцену с ключом, критик пишет:

«…нам кажется [даже], что артистка, исполняющая роль Катерины на петербургской сцене, делает маленькую ошибку, придавая монологу… слишком много жара и трагичности. Она, очевидно, хочет выразить борьбу, совершающуюся в душе Катерины, и с этой точки зрения она передает трудный монолог превосходно. Но нам кажется, что сообразнее с характером и положением Катерины в этом случае – придавать ее словам больше спокойствия и легкости. Борьба собственно уже кончена, остается лишь небольшое раздумье [старая ветошь покрывает еще Катерину, и она мало-помалу сбрасывает ее с себя…]».

Если идти от этого тончайшего режиссерского указания Добролюбова, то можно разыскать в роли Катерины очень многое, еще не сыгранное никем.

Эта статья написана с одной простой целью: подчеркнуть необходимость и правильность трактовки «Грозы», как пьесы, пронизанной глубокой революционной идеей, как пьесы острополитической. А к противникам этой трактовки «Грозы» мы в заключение позволим себе обратиться с еще одной цитатой из Добролюбова:

«Литературные судьи останутся опять недовольны: мера художественного достоинства пьесы недостаточно определена и выяснена, лучшие места не указаны, характеры второстепенные и главные не отделены строго [а всего пуще – искусство опять сделано орудием какой-то посторонней идеи!..] Все это мы знаем, и имеем только один ответ: [пусть читатели рассудят сами… точно ли идея, указанная нами, – совсем посторонняя «Грозе», навязанная нами насильно, или же она действительно вытекает из самой пьесы, составляет ее сущность и определяет прямой ее смысл?.. Если мы ошиблись, пусть нам это докажут, дадут другой смысл пьесе, более к ней подходящий… Если же наши мысли сообразны с пьесою, то мы просим ответить еще на один вопрос: точно ли русская живая натура выразилась в Катерине, точно ли русская обстановка во всем, ее окружающем, точно ли потребность возникающего движения русской жизни сказалась в смысле пьесы, как она понята нами?..]»

* * *

Статья написана в 1950 году в связи с подготовкой спектакля «Гроза» на сцене Малого театра. Постановка эта осуществлена не была. Через несколько лет «Гроза» появилась на сцене Театра имени Маяковского. Пресса пыталась сделать из этого спектакля событие.

Один увлекшийся театральный критик увидел в этом спектакле «алмаз, повернутый неожиданной гранью». Действительно, в спектакле было много неожиданного и трудно объяснимого, но все это относилось только к внешнему оформлению пьесы, кстати говоря, совершенно неудачному. Во всем остальном, то есть в трактовке пьесы, в разработке образов, в выявлении ее идейного содержания, спектакль был вполне традиционным и не дал ничего нового и ничего интересного.

Ошибки театра зритель приписывал автору. В обывательских околотеатральных кругах возродилось мнение, что Островский отжил свой век, что его произведения больше не могут волновать советского зрителя, несмотря на то, что театр из кожи лез, чтобы обновить и освежить Островского. Наконец уже в 1962 году, после почти пятидесятилетнего перерыва, «Гроза» все-таки появилась на сцене Малого театра. В. Н. Пашенная и М.Н. Гладков взялись как бы реабилитировать пьесу, показать ее такой, как она написана Островским, сохранив верность традициям Малого театра, но очистив ее от шелухи предрассудков и штампа.

Если сравнить последний спектакль Малого театра с постановкой «Грозы» в театре Охлопкова, то нужно будет признать, что такая реабилитация в известной мере удалась. Спектакль Малого театра выгодно отличается от спектакля Охлопкова хотя бы тем, что в нем полностью отсутствует новаторство во что бы то ни стало, новаторство любой ценой, новаторство, вопреки здравому смыслу. В отличие от претенциозных, но тусклых декораций художника Чемодурова, Б. И. Волков создал в Малом театре внешний облик спектакля, полный величавой и глубоко-национальной поэтичности. И актерский состав в спектакле Малого театра оказался, конечно, гораздо более сильным, чем в Театре имени Маяковского. В спектакле Малого театра немало талантливого. Тем более обидно, что традиционная, необдуманная, принятая на веру от старого театра ложноклассическая трактовка пьесы взяла верх над талантливым и в конце концов победила его.