Островский. Драматург всея руси

Однажды с Д.В. Живокини отправились они на озеро в Косино, ловить рыбу, находящееся в восьми верстах от Москвы. Озеро очень большое. Надо было ловить на лодке, а лодки не нашлось, а они достали где-то небольшой плот и, отпихиваясь шесгами, поплыли по озеру. Предварительно разулись, выбрали место и начали ловить рыбу. Д. В. Живокини, увлекшись ловлею, забыл, что он не на земле, сделал несколько шагов по плоту, чем нарушил равновесие, плот наклонился, и сапоги попали в воду, желая спасти сапоги, он еще больше наклонил плот, оба рыболова чуть-чуть не потонули.

Несколько раз рассказывал мне Островский о своей служебной карьере в Коммерческом суде.

– Мы приходили в суд часов в одиннадцать, и у нас начиналось литературное утро. Разговаривали и спорили о литературе и так незаметно досиживали до трех часов. После трех часов отправлялись в кофейную Печкина, это было не что иное, как хороший трактир, продававший кофе, против Александровского сада, где теперь дом Комиссаровых. Д. Т. Ленский, говоря о яме, в которую сажали несостоятельных должников, написал на этот счет куплеты:

Близко Печкина трактира,
У присутственных ворот,
Есть дешевая квартира,
И туда свободный ход…
И хозяин там радушный,
И жильцов там берегут:
За одиннадцать с полтиной
Им квартиру, стол дают.

Этот трактир посещали студенты, артисты всех профессий: актеры, певцы, танцоры, музыканты и начинающие литераторы, в том числе А. Ф. Писемский.

В этом трактире встретился нам однажды Якушкии и рассказывал о своих странствованиях по губерниям, когда он собирал мотивы русских песен. ‹…›

Потом Александр Николаевич много рассказывал о своей службе в качестве корректора у историка Погодина, издававшего собственный журнал, за 30 рублей в месяц. Ходил он каждый день пешком от Яузских бань на Девичье поле к Погодину.

Когда в доме Погодина читал пьесу «Свои люди – сочтемся!» – Н. В. Гоголь присутствовал при чтении и, прислонясь к двери, слушал издали. Когда же пьесу эту не пропустили в цензуре, то Погодин предложил ему продать ее за 300 рублей.

При этом он поставил в обязанность переделать четвертый акт. Александр Николаевич согласился, потому что нуждался в деньгах. Потом выяснилось, что Погодин поместил ее в какой-то журнал и взял чуть ли не втрое против того, что заплатил Александру Николаевичу.

Однажды я пришел к Александру Николаевичу. Он спросил меня: видел ли я его сына Михаила? Я отвечал отрицательно; он попросил Марью Васильевну прислать с антресолей своего сына. Через несколько минут нянька привела мальчика лет двух, довольно плотно сложенного, с черной кудрявой головой, большими серыми глазами и притом с кривыми ногами.

– Посмотрите какой! – сказал Александр Николаевич. – Ноги кривые – настоящий комик.

Мария Васильевна взяла гармонию и стала играть, мальчик стал плясать вприсядку. Александр Николаевич был очень доволен.

– Как Гельцер[13] пляшет.

В начале апреля я зашел к Александру Николаевичу и застал его в кабинете за письменным столом. Он был в коротеньком тулупчике и маленькими картами раскладывал пасьянс. Он, по обыкновению, принял меня приветливо и продолжал раскладывать карты, потом смешал их и таинственно с улыбкой сказал:

– Я сегодня всю ночь не спал, работал… Я написал пьесу «Снегурочка». На той неделе репетиция, а у меня пятого акта еще нет. Вот я теперь и спешу кончить пятый акт.

Я выкурил папироску, поднялся и хотел уходить, чтобы не мешать ему работать; он остановил меня.

– Вам нужно кончать пьесу, – сказал я ему, – время дорого.

– Успею, – ответил драматург и снова стал раскладывать пасьянс.

Я изумился, что он вместо работы очень внимательно раскладывает карты, и спросил его, для чего он теряет время на раскладывание карт, а спешную работу не кончает.

– Ведь эдак, пожалуй, петухом запоешь, если все работать, надо дать отдых голове.

При прощании Александр Николаевич пригласил меня на генеральную репетицию в Большой театр. Пьеса ставилась с декорациями и костюмами. В этой пьесе дебютировала Кадмина, ученица консерватории.

После этого я почти каждый день бывал у Александра Николаевича, справляясь о дне отъезда в Щелыково. Однажды прихожу к нему; Марии Васильевны не было дома, она уезжала за покупками для деревни. Александр Николаевич стоял в зале у стола и резал ножницами какую-то материю. До этого мне никогда не приходилось видеть его за подобным занятием. Я полюбопытствовал узнать, что он делает.

– Крою панталоны для Александра. Здесь в шагу надо вынуть… – продолжал он, как будто сам с собою.

– Где же вы выучились кроить? – опросил я его.

Он улыбнулся.

– Чего мы только не знаем, – сказал он шутя. Между прочим объяснил, что он рос среди девочек, вероятно, сестер, у которых научился кроить и шить, так как товарищей у него в детстве не было.