Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Для конфирмации. Конфирмация – это второе крещение у лютеран, когда человек уже в сознательном возрасте должен подтвердить, что он согласен христианином быть, что папа и мама не ошиблись, когда его в кирху записали, а не в синагогу, например. Для этого человек должен научиться читать катехизис. Получается, неграмотному лютеранину конфирмации не получить, соответственно вроде как в Царство Небесное не попасть. Не верите? Напрасно. Известны случаи, когда неграмотным отказывали в конфирмации. Например, был у помещика фон Нирота крепостной эстонец по имени Яан. Отняли его мальчиком у родителей и привезли в Дерпт учиться на сапожника. Подоспела конфирмация, а Яан катехизис прочитать не может. Сапоги починить – пожалуйста, а вот «Отче наш» прочитать хотя бы по слогам – не в состоянии. Куда такого брать в лютеране? И не взяли. Пришлось ему в православные креститься. Так и стал Яан Иваном и фамилию русскую взял – Лебедев. Сын его Михаил прославился пейзажами окрестностей Петербурга. Видимо, потому что русский и православный оказался. А мог бы так сыном сапожника и остаться где-то в Дерпте.

Вот поэтому-то так важно, в какую церковь записывали чухонцев. На каком языке к конфирмации готовиться. С точки зрения русской бюрократии логично, что если из германских провинций, то в немецкую. И сами немцы чутко стояли на страже своей монополии – чтобы взносы мимо кассы не прошли. Но чухонцы вроде как и не немцы. Обидно им стало. И дома немцы-господа угнетают, и в Петербурге – пастор-немец. Но наступила эпоха романтизма. Пошла и у эстляндцев мода на национальную романтику. Барон Егор фон Розен либретто к русской национальной опере написал – «Жизнь за царя». Разрешили тогда чухонцам от немцев отмежевываться. Ушли эстонцы и латыши из прихода Святого Михаила. К началу 40-х годов XIX века в Петербурге сформировался самостоятельный эстонско-язычный приход.

Смоленское лютеранское кладбище поражает «мерзостью запустения». Где-то здесь находится могила Корнелия Лаланда и его жены Августы, урожденной Фрезе. Июль 2010 г. Фото автора.

Событие это сродни революции. Назовем ее этнической. В самой Эстляндии о таком и помыслить было нельзя – чтобы самостоятельный приход на эстонском языке организовать. Но начинало уже что-то страгиваться. Начинали селяне превращаться в «милый эстонский народ». Выкристаллизовываться из чухонского бульона. Отделяться не только от немцев, но и от финнов, латышей. И катализатором этого процесса, зримым воплощением и манифестацией стало строительство национальной церкви.

Храм построить – это большое мероприятие. У некоторых народов много веков на это ушло. Денег много надо. Бюрократию царскую пробить – легко ли? В тюрьме-то народов. Для целей национально-эстонского лютеранского богослужения снимали самоопределившиеся эстонцы сначала маленький домик в Коломне, в Дровяном переулке. «У Покрова стояла их смиренная лачужка за самой будкой…» (Пушкин А. С. «Домик в Коломне». – С. Г.). Отдельный домик – уже победа. Но домика мало. Без пастора даже у лютеран церковной жизни нет. У них обряд хоть и простой, но, по словам поэта, строгий и важный. Здесь вера «еще не перешла порогу, еще за ней не затворилась дверь» (Тютчев Ф. И. «Я лютеран люблю богослуженье. – С. Г.). Без пастора даже лютеранам никак нельзя. Но где же взять лютеранского пастора для эстонско-язычного прихода?

Жил-был Корнелий Лаланд, один из первых эстонцев, закончивших теологический факультет университета в Дерпте. На родине не нашлось Корнелию пасторской кафедры. Отец его – вчерашний крепостной. Вскладчину выкупили его отца у помещика доброхоты. Корнелий в университете, конечно, по-немецки научился говорить, и даже без акцента. Но все-таки… Как это – пастор из мужиков будет баронских детей конфирмировать? Баронских барышень причащать? Баронам проповеди читать? Не готовы были бароны к такой революции. Пришлось Корнелию в Петербург перебраться. Петербург тогда островком свободы был. В национально-культурном смысле. Вот и нашелся пастор для эстонцев. Самый что ни на есть свой, из селян. Корнелий Лаланд потом долго в Петербурге состоял пастором, высоко в иерархии поднялся. В 1877 году получил он назначение генеральным суперинтендантом петербургской консистории евангелически-лютеранской церкви – высшая церковная должность для лютеранина. Считайте, епископ столицы, архиепископ. Члены императорской семьи из лютеран теперь у него причащаются – а каких-то тридцать лет назад провинциальные барончики его в свою сельскую церковь не захотели взять. Большой человек. Сам помещиком стал – приобрел деревню Демкино. Но своих сородичей не забыл. Помогал устраиваться в Петербурге эстонцам, которые из Эстляндии бежали. Содействовал становлению эстонских национальных обществ. Скончался в 1891 году, похоронен на Смоленском лютеранском кладбище.