Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Но другие стали судить потом однобоко. «Питая давнее глубокопочитание к особе вашей светлости и всегда желая уверить ее в моем уважении на деле более, чем пустыми словами, я думал дни и ночи, нельзя ли сделать что-нибудь блистательное в пользу вашей светлости и вашей знаменитой фамилии. Зная великодушие вашего сердца и благородство ваших чувств, я не колеблюсь ни минуты открыть вашей светлости дело, которое прошу содержать в глубочайшей тайне, по крайней мере, на первое время. В продолжение двух лет, как я нахожусь при этом дворе, я имел часто случай говорить ее императорскому величеству о вашей светлости и о ваших достоинствах. Я долго ходил около сосуда и употреблял разные каналы, чтоб довести дело до желанного конца. После долгих трудов, наконец, думаю, я успел, нашел именно то, что пополнит и закрепит совершенное счастье герцогского дома… (выделено мной. – С. Г.)»

«Ходил около сосуда, употреблял разные каналы» – как стелет, стервец! Ай да Брюммер, ай да…! «По приказанию ее императорского величества я должен вам внушить, чтоб ваша светлость в сопровождении старшей дочери немедленно приехали в Россию. Ваша светлость, конечно, поймете, почему ее величество так сильно желает видеть вас здесь как можно скорее, равно как и принцессу, вашу дочь, о которой рассказывается так много хорошего»[88]. Ну, конечно же, их светлость сразу поняли – потомки вот подкачали. До сих пор думают, что Петр III встретил свою строптивую избранницу случайно, где-нибудь на балу. Никак не хотят признать, что величайшую русскую императрицу подарил Петербургу эстляндский дворянин исключительно в видах закрепления «совершенного счастья» голштинского герцогского дома. Благодаря стараниям эстляндского голштинца российский трон даже при столь бурном разводе царственных супругов, случившемся в 1762 году в Петербурге, сохранился за отпрыском голштинского дома, в руках внучки голштинского герцога. Соответственно интересы голштинского герцогства остались среди приоритетов российской политики.

За устройство брака герцога Голштинского и принцессы Ангальт-Цербстской Отто фон Брюммер был пожалован в графское достоинство Священной Римской империи. Но в середине 1740-х годов ему пришлось вторично покинуть Россию из-за интриг канцлера Алексея Бестужева. Он жил и скончался в 1752 году в Висмаре, шведской провинции на территории Померании.

Глава 10 Шерше ля фам

В Петербурге снова переворачивают трон из-за Шлезвига. – Дальнейшая судьба герцогского дома.

Двор наследника стал истинным центром сосредоточения голштинцев и эстляндцев. Штакельберги, Ребиндеры, Мантейфели, Левены, Врангели, Дельвиги, Эссены, Фитингофы и проч. и проч. заняли почетные места в голштинской придворной иерархии и вошли в состав российской элиты – к неудовольствию собственно русских аристократов. Неудовольствие проскальзывает в воспоминаниях современников. «Любимое удовольствие великого князя состояло в том, чтоб курить табак с голштинцами. Эти офицеры были большею частью капралами и сержантами в прусской службе; это была сволочь, сыновья немецких сапожников»[89]. Резко. Подразумевается, что сами критики были эталоном аристократизма.

При посредничестве эстляндских дворян, группировавшихся вокруг великого князя, в Петербург проникали разные прогрессивные западные идеи, например о вреде крепостничества. Считается, например, что командир голштинской гвардии барон Густав фон Левен познакомил наследника с идеями пастора Эйзена, который критиковал патриархальные, почти рабовладельческие отношения между помещиками и крепостными крестьянами. С подачи пастора Эйзена вошло в моду в Эстляндии, а потом и по России «ярмо барщины старинной оброком легким заменять». Например, императрица Екатерина II перевела крестьян в ропшинском имении на денежную ренту (оброк) с помощью пастора из кирхи в Торма на Дерптской дороге.

Граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин получил образование за границей. Начинал он учиться в Копенгагене, в «датской шляхетской академии». Копенгаген и сейчас завораживает приезжих. А представьте юношу, неопытного, с пылкой душой, который только-только от родительского дома впервые выбрался самостоятельно в свет. Из московской Руси да в просвященную Европу. Да и возраст чувствительный – 16 лет. История не сохранила имя той, которая повстречалась Алеше Бестужеву в Копенгагене. Но на всю жизнь полюбил Данию будущий канцлер Российской империи. Привязанность к женщине часто толкает мужчин на нерациональные поступки. А историки потом гадают – что да как. Почему граф всем странам предпочитал Данию? Шерше ля фам, как говорят французы, – ищите женщину.