Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Внук значительного лица барон Эдуард фон Деллинсгаузен-младший родился в этом здании в 1863 году. Его юность и воспитание прошли под знаком укрепления немецкого национального самосознания, которое началось с победы пруссаков над Францией в 1871 году и объединения германских княжеств в Германскую империю. Он занимал должность председателя Эстляндского рыцарства 16 лет подряд, с 1902 по 1918 год, – рекордный срок. Основная энергия его правления направлялась на борьбу с дегерманизацией провинции, на нейтрализацию усилий российского правительства по интеграции Эстляндии в общероссийское правовое и культурное поле. Борьбе за эстляндскую автономию посвящалась вся деятельность барона в составе Государственного совета России, куда он по должности входил, и в иных коридорах власти. «Каким бы радостным ни был оптимизм немцев, будущее внушало опасения, поскольку количество государственных учереждений в Ревеле росло и их проникновение во все сферы городской жизни приносило с собой усиление русского элемента в городе… Закладка военного порта в Ревеле имела одно последствие – увеличение числа русских в городе, и мы, немцы, должны были все больше отступать на второй план. Меня сверлила одна мысль – а останется ли возможность в будущем при данных обстоятельствах сохранить немецкую культуру?» Мигранты понаедут. Не знал барон в 1912 году, что Ревель – город эстонской культуры Таллин, и мигранты угрожают эстонской культуре. «Наша небольшая немецкая община могла что-то значить только в том исключительном положении, которое у нас тогда было – немецкие подданные русского царя с собственной культурой. Если нас этого лишат, то мы растворимся в огромном море и будем отличаться от остальных только именами, но не культурой, укладом жизни, традициями и обычаями. Поэтому так важно было держаться сплоченно и не идти ни на какие компромиссы с другими элементами». С другими элементами – значит с эстонцами. «В политической и административной сферах было трудно остановить все возраставшую русификацию, потому что русским удалось уже на уровне школы выиграть пробуждающуюся эстонскую общину на свою сторону. В общественной и хозяйственной сферах, однако, и прежде всего в собственном доме требовалось непоколебимо оставаться немцами. Только тогда могли мы надеяться, что, несмотря на изменившиеся обстоятельства, сможем на своей родине удержаться и до конца выстоять»[160]. Прошу заметить – по мнению барона, не было бы руссификации, не было бы и «пробуждающейся эстонской общины», а пришли русские со своими школами и подорвали власть немецкого меньшинства.

Барон Э. Деллинсгаузен-младший пишет свои мемуары.

Яан (Иван Иванович) Поска.

Барон Деллинсгаузен очень любил Германию и старался всячески содействовать ее интересам. Российский военный порт не давал ему покоя. Будучи не в состоянии помешать размещению русского флота в Ревеле, ему удалось воспрепятствовать созданию полноценной русской военно-морской базы в городе благодаря связям с военно-морским министром Григоровичем, эстляндцем по матери. «У морского министерства был план подчинить ревельский укрепрайон военному ведомству. Ревелю угрожала судьба Кронштадта. В учереждениях гражданской власти был бы введен военный режим, морское ведомство обязательно приняло бы меры, которые затруднили бы деятельность торгового порта, дальнейшее развитие города было бы под угрозой. Ревельское крупное купечество обратилось ко мне с просьбой предпринять в Петербурге своевременные шаги, чтобы император не одобрил эти планы, поскольку их претворение в жизнь означало бы медленное уничтожение Ревеля как торгового города. В интересах всей провинции я с готовностью выполнил эту просьбу… Для того чтобы повлиять в нужном направлении на морского министра Григоровича, отправился к нему лично. Мать Григоровича, урожденная фон дер Ховен, родилась в Эстляндии и в это время уже пожилой дамой вновь поселилась на жительство в Ревеле. Сам Григорович до поступления в морской кадетский корпус несколько лет учился в рыцарском Домском училище на Вышгороде. Используя теплые чувства министра к городу, где он провел свою юность, я добился того, что он обещал голосовать против проекта, составленного в собственном министерстве»[161]. Хорошо представляю себе эту картину, как хитрый лис Эдуард накануне войны с Германией охмуряет русского военно-морского министра. Зачем, дескать, в порту военный режим вводить, пропуска – пусть побольше немецких шпионов шныряет, за русскими кораблями подсматривает, подглядывает…