Виновных в фальсификации дела, как это у нас часто бывает, не нашлось – с того памятного для Михайлова дня, когда его вызвали в Москву, произошло столько пертурбаций, что установить, кто именно был виноват в том, что Алексея Константиновича оклеветали, не представляется возможным. Хотя, мы-то знаем, что к чему…
Дока-Меркулов на всякий случай устроил встречу Михайлова с Теребиловым. Уж не знаю, о чем они говорили, но, по словам Меркулова, Алексей Константинович вышел из кабинета директора СВР веселый и радостный.
– Все в порядке, – сказал он, – мы заключили перемирие.
Думаю, Михайлов может много чего рассказать о главе СВР. Но до личных ли дрязг, когда ты после десятилетий неволи снова на свободе?
А Лену Бирюкову Меркулов взял на работу в следственную часть Генпрокуратуры. Он сказал, что нечего ценным кадрам пылиться в юрконсультациях.
Недавно я встретил ее в коридоре нашей юрконсультации. В руках у Лены была большая сумка. Видимо, она переносила свои вещи на новое место работы.
– Переезжаешь?
Лена кивнула.
Повисла неловкая пауза, которую нарушила Лена:
– Ну ты… будешь обо мне вспоминать? Хотя бы изредка?
Мне хотелось сказать ей, что я буду помнить ее всегда, до самой смерти, никогда ее не забуду… Но не сказал. И не потому, что это было бы ложью. Просто это могло бы послужить сигналом к новому витку нашего романа. И еще означало бы новые предложения женитьбы, новые раны…
– Я тебя не забуду… – произнес я, дотронувшись до ее мягкой щеки.
– Да… я тоже. Но мы будем встречаться, ведь правда? Ты же бываешь в прокуратуре?
Я кивнул. Ничего против я, конечно, не имею. У меня своя работа. Я – адвокат.