С бьющимся сердцем подходит он к маленькому дому неподалеку от Испанской лестницы. На верхушке в лунном свете сияет церковь Тринита деи Монти, бродячий оркестр играет на волынках, девушка в белом платье и юноша в голубом сюртуке и голубой шляпе с кокардой штабного офицера крепко целуются, расставаясь на углу переулка. Паганини стучит в дверь. Стучит второй раз. Слышится недовольный шамкающий голос:
- Что надо?
Паганини спрашивает, может ли он видеть синьору Бьянки. Дверь приоткрывается.
- Синьора Бьянки уже три дня как уехала.
- Что? - переспрашивает Паганини.
Старуха захлопывает дверь перед самым его носом. Паганини опускает маленький сверток своего багажа на землю и в изнеможении садится на него, закрыв лицо руками. Скрипят ворота, старуха выходит и подносит фонарь к самому его лицу.
- Как вас зовут?
Получив ответ, она вручает Паганини надушенный розовый конверт. Паганини дает ей лиру, на лице старухи появляется что-то вроде улыбки. Паганини просит посветить и читает письмо, держа его дрожащей рукой. Синьора Бьянки назначает ему свидание в Неаполе. Короткая записка: "Жду в Неаполе. В гостинице "Солнце".
Утром снова гонка, под вечер второго дня - опять при лунном свете - он у цели. Впускают в дом, просят подождать. В гостинице не оказывается синьоры Бьянки, она - в отдельном флигеле, который занимает хозяин. Сказали, что сейчас узнают. Паганини сидит в комнате неопределенного вида и убранства. Сердце бьется, отсчитывая последние секунды разлуки, словно хочет ускорить бег времени. И вдруг в комнату впархивает девушка в белом платье, веселая и смеющаяся, продолжая напевать в такт вальса: "Паганини, Паганини, Паганини!"
- Чудак! - она повернулась перед ним еще раз и хлопнула в ладоши перед самым его носом.-Вы напрасно ждете, птичка упорхнула сегодня утром в Палермо.
...Вот поворот, огромная афиша с портретом Паганини. Надпись: "Новый Орфей, непревзойденный мастер - Maestro insuperato". "Да это прошлогодняя афиша", - думает Паганини. Но нет, это афиша концерта, который состоялся три дня тому назад.
- Что это? - Паганини хочет остановить кучера, кивает головой.
- Да, да! - кричит он. - Хорошо, что вы возвращаетесь. Паганини переспрашивает:
- Как, значит тот ехал на север?
- Кто тот?
Беспокойство охватило Паганини. Кто-то играл под его именем. Кто это, что это за странный самозванец?
...Чем ближе к Палермо, тем жарче. Злоба ожесточает сердце, когда смена лошадей отнимает то два, то три часа и, наконец, восемнадцать часов. Вот целая ночь напрасного ожидания, и вот море. Вот юг Италии, вот агавы величиной с человеческий рост.
Пастухи в гигантских шляпах, с ружьями за спиной, объезжают стада. Мрачные бронзовые лица. Перья в волосах. Горбоносые, с орлиными глазами, легкие, стройные люди. Священники, похожие на бандитов, и бандиты, похожие на попов. Вот на козлы садится специальный провожатый с мушкетом. За этого провожатого приходится доплачивать пятнадцать лир, это принудительная охрана, "если не взять, будет хуже", - сообщил Паганини какой-то человек в гостинице. И вот, наконец, короткая переправа по морю. Полное безветрие и огромные плоские зеленые валы.
Палермо. Дальше бежать некуда, дальше - море и африканский берег. Дальше - Тунис, и Алжир, и пустынные пески. "Если она бежит от себя, думает Паганини, - то это будет продолжаться всю жизнь. А если от меня?.."
Как острие, пронизавшее мозг, возникает мысль, вернее - воспоминание, вернее - образ. Прямоугольный камень, как надгробие, и на нем лежит в маленькой комнате Неаполитанского музея белый мраморный, вытянувшись во весь рост, гермафродит.
Сицилийцы - не горячие поклонники музыки. На концерты в палермском театре приходили главным образом моряки английского флота, австрийские офицеры и случайные путешественники. Семейство Абд-ар-Рахмана, отец и четыре сына, постоянно занимало кресло первого ряда.
Афиши, возвещавшие о музыкально-вокальных выступлениях Антонии Бьянки и Никколо Паганини, появлялись все реже. Синьора Антониа была ревнива к музыкальной славе. После третьего концерта начались споры. Супруга считала, что скрипач должен только аккомпанировать певице. Паганини смеялся, убеждая ее, что в их отношениях вообще не может быть аккомпанемента: оба ведут самостоятельные партии. Но потом уступал охотно.
Особый блеск глаз и новый румянец на щеках Антонии вскоре были им замечены и правильно поняты. Антониа подтвердила. В деревне около Пестума, в горах, жила ее тетка. Женщине в таком состоянии необходима женская помощь.