— Никакой обуви на палубе, — рявкает она. — Сними их. И шубу тоже. Я высушу ее во время твоей смены, — я снимаю ботинки, скидываю шубу с плеч и протягиваю ей и то, и другое. Она ставит обувь на стойку под прилавком и бросает мою шубу в одну из сушилок. Сушилка оживает, и несколько секунд она наблюдает за вращением барабана, а затем хватается за живот. — Мне пора, — ворчит она, протискиваясь мимо меня и направляясь обратно на палубу. — Форма на стойке, раздевалка за первой дверью на…
Ее указания прерываются бульканьем, а затем ее голова опускается, когда она кормит рыбок в воде внизу.
Ну что ж. Чувствуя, как мой собственный желудок скручивается при звуке гортанных стонов Лори, я пробегаю взглядом по ряду сумок на прилавке, нахожу ту, на которой указан мой размер, и выскальзываю через внутреннюю дверь в узкий коридор. Плюшевый кремовый ковер спрессовывается под ногами, глянцевая стена из красного дерева касается моего мокрого плеча. Господи, если помещения для персонала такие шикарные, то я не могу представить, насколько шикарна остальная яхта.
Пройдя половину коридора, я останавливаюсь между противоположными дверями. Обед Лори решил появиться раньше, чем она успела сказать мне, справа или слева находится раздевалка, так что, видимо, придется угадать. Я выбираю правую, поворачиваю золотистую ручку и переступаю порог. Мои ноги в колготках переходят с мягкого кремового ковра на полированный деревянный пол.
Я моргаю под желтым светом встраиваемых прожекторов, и тут же тяжесть неверного решения сжимает мою грудь.
На меня смотрят двенадцать пар глаз, но только одна способна дотянуться через стол в зале заседаний до меня и согреть мою замерзшую кожу.
Его взгляд, зеленый и равнодушный, начинается с пальцев ног, скользит по подолу мокрого платья, затем застывает на четырехлистном клевере у меня шее. Словно встреча со мной взглядом — вынужденное одолжение другу, он зажимает ручку, которую держит в зубах, и, наконец, поднимает на меня глаза.
— Да?
Одно простое слово, но из уст Рафаэля Висконти оно звучит, как капля конденсата, стекающая по стенке ледяного бокала.
Какого черта он здесь делает? Из всех заведений, которыми владеет этот человек, почему он должен быть именно в
Горячее беспокойство поднимается по моей коже. И не потому, что я ворвалась на встречу босиком и насквозь мокрая. И даже не потому, что это выглядит серьезным мероприятием, судя по морю важных лиц и строгих костюмов.
Нет, дело в том, что присутствие Рафаэля
Я не могу отвести от него глаз, полагаю, он уже привык к этому. Его внешний вид, как всегда, безупречен, как и его тон. Свежая стрижка, загорелая кожа натянута на высокие скулы, подчеркнутые ленивым взглядом, который заставляет мою кровь бурлить. Его фирменный костюм — черный пиджак, белая рубашка, золотая булавка на воротнике — и он носит его как броню.
Он приподнимает бровь.
Я качаю головой.
— Ошиблась комнатой, — бормочу я, делая хлюпающий шаг назад и ударяясь головой о дверь. Удар был совсем не сильным, но то, как
Апатичное выражение лица Рафаэля не меняется.
— Ты заблудилась?
— Нет. —
Только человек, обладающий реальной властью, может позволить тишине длиться так долго, как он это делает. Шесть капель воды стекают с подола моего платья на деревянные половицы, прежде чем он вынимает изо рта ручку и указывает ею на дверь через плечо.
Одиннадцать пар глаз следят за мной, пока я пробираюсь через зал заседаний к двери на противоположной стороне. Ни одна из них не принадлежит Рафаэлю, он слишком занят тем, что записывает что-то в блокнот в кожаном переплете и делает вид, что меня не существует. Но когда я прохожу мимо, я ловлю его взгляд, опускающийся к моим ногам, в то время как мускул на его челюсти дергается.
Я проскальзываю в дверь и захлопываю ее. Внутри я прислоняюсь спиной к холодному дереву, намереваясь подождать, пока замедлится сердцебиение. Но оно не успевает этого сделать, потому что через несколько секунд сквозь щель доносится глубокий, шелковистый голос Рафаэля.
— Приношу свои извинения за вторжение, джентльмены. Клайв, пожалуйста, продолжай.
В след заговаривает другой голос, старый и ворчливый.