Осужденный умирает в пять

— Это не я! Клянусь, это не я! (Вдруг его словно осенило и он поднял лицо, мокрое от слез, искаженное, как японская маска.) Может быть, это и не вы, папаша, хотя все уж очень очевидно! Но, если и так, вы единственный знаете об этом, как я единственный знаю, что это не я! Допустим, я вам верю, допустим, вы мне верите… Если это не вы, если это не я, значит, это обязательно кто-то третий! Вы понимаете?

Лежанвье в свою очередь подал знак Бенуа, тот деликатно удалился, посматривая на свои никелевые часы-луковицу.

— Кто же это, по-вашему?

— Не спрашивайте у меня, папаша! Вот уже несколько месяцев, как я задаю себе этот вопрос снова и снова! Двадцать четыре часа из двадцати четырех, когда я хожу взад и вперед от окна к двери, когда я сплю, но я никогда не сплю подолгу… Хотите, чтобы я вам сказал? Все перепуталось с самого начала! Потому что, застав вас на месте убийства, я подумал, что это вы. Потому что, зная мое дурное прошлое, вы подумали, что это я… Предположим, что мы оба ошибались, что мы слепо попались в двойную западню…

— Прошу прощения, — вмешался Бенуа. — На этот раз пора.

— Да, да, — согласился Лежанвье.

Он словно получил неожиданно удар между глаз, он как ослеп, не видел больше ничего…

Двойная западня…

Он даже не услышал, как Лазар крикнул ему: «Чао!», прежде чем исчезнуть вслед за Бенуа.

Лазар все еще не знал, что его казнят в пятницу на заре, он еще хорохорился в последний раз.

«Предположим, что мы оба ошибались…»

Лежанвье понадобилось много времени, чтобы добраться до выхода. Ему не хватало воздуха.

Лазар, оудучи женат, не имел никакого резона убивать Диану, если он не собирался жениться на Жоэль.

Может быть, в конечном счете, справедливость не будет наконец-то восстановлена и пять утра в пятницу?

Может быть, Лазар заплатит за кого-то другого?

Лежанвье пожал плечами, вспоминая то время, когда листал красную тетрадь, выискивая там рецепт идеального убийства.

Будь что будет, в любом случае это лишь справедливая несправедливость, слишком надолго откладываемая расплата.

Теперь он надеялся, не слишком веря.

Обвиняемый. — Я не убивал Габи Конти! Я лишь заявил об этом — после суда — чтобы обмануть мэтра и сорвать куш.

Это звучало фальшиво.

Но что, если такова правда?

Если Лежанвье поддался на простой блеф постфактум и два года назад действительно оправдал невиновного?..

* * *

— Ну? — спросила Жоэль. — Ты его видел?

— Да, — мрачно ответил Лежанвье.

— Что он тебе сказал?

— Почти ничего. Он утверждает, что невиновен. Откуда ты Знаешь, что казнь назначена на пятницу, на пять утра?

— От его адвоката, мэтра Маршана… Он плакал?

— Да. Откуда ты знаешь?..

— Он плакал и тогда, когда я ходила к нему. Противно… В. Л.? Ты его по-прежнему ненавидишь?

— Не знаю, — сказал Лежанвье.

По правде говоря, признавался он себе, он не ненавидел — и не любил — больше никого. Хватило одного года — выдающегося года, чтобы он превратился в старика. С одной лишь дурацкой надеждой — в последний раз послужить правосудию.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю, — повторился Лежанвье.

Что делать за день до казни, чтобы продлить жалкое существование человека, которого он сам отправил на эшафот, сфабриковав против него фальшивые улики?

Прежде всего, отыскать истинного убийцу…

Глава третья

Билли и Дото стали редкими гостями после смерти Дианы. Они появлялись в «Жнивье» всего раз или два, да и то на бегу…

Адвокату открыл дверь Билли в покрытой пятнами блузе и с головы до пят вымазанный в ультрамарине:

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул он с вымученной улыбкой. — Входите, входите! Простите за мой дикий вид, мэтр, я как раз рисодал афишу к новой рекламе линолеума Этернум. Знаете, «Линолеум Этернум — максимум за минимум». Не думайте, что это я сочинил… Выпьете капельку? У вас усталый вид.

— Мы живем на четвертом этаже в доме без лифта, сокровище! — напомнила Дото. — Даже для нас уже высоковато. Так что, конечно…

Она вовремя спохватилась и не добавила: «Для сердечника!», но многоточие красноречиво завершало фразу.

Лежанвье сам снял плащ, перекинул его через спинку первого подвернувшегося стула, тяжело ступая, прошел к камину, не сомневаясь, что Билли с Дото обмениваются безмолвными знаками за его спиной. Первый, по всей видимости, убеждает вторую одеться поприличнее — ее накидка из розового нейлона мало что скрывала, она же, скорее всего, в свою очередь советовала ему заниматься своими делами.

— Говорите, мэтр, излейте душу, если хотите! — настаивал Билли без особой убежденности. — Ведь мы — ваши друзья.

Дото со своей стороны, как мог наблюдать Лежанвье в висящем перед ним зеркале, здорово нервничала.

— Извините меня! — бросила она на ходу. — Только накину пеньюар и вернусь…

Между тем Билли открыл бар, смешивал спиртное.

Лежанвье рассеянно взял протянутый стакан, поставил на каминную полку, не пригубив.