Освободите нас от зла

Они опять слились в долгом поцелуе. Она прижималась к нему, терлась ногами о его ноги и шептала что-то страстное и непонятное. Наконец они разомкнули объятия, и мужчина сел в машину. Низкие ветви бузины наполовину скрывали меня, но свет фар мог вырвать из темноты мои лакированные туфли. Однако парень был весь поглощен посылаемыми ей воздушными поцелуями и маневрами своего автомобиля. Наконец он развернул машину в нужном ему направлении, но и теперь не торопился уезжать. Я долго еще слышал их мяуканье, звуки поцелуев в тишине. Я смотрел на белое пятно номерного знака и старался запечатлеть его в памяти. Вскоре машина уехала, и Глория, проводив взглядом красные огоньки, вернулась в дом. А я, совершенно потрясенный увиденным, так и остался стоять во тьме.

То, что я обнаружил неверность моей жены, лишило меня всякой способности реагировать. От прохлады я чихнул. Посмотрел на фасад дома. На втором этаже сквозь ставни пробивался оранжевый свет. Я подождал еще немного, затем, стараясь не шуметь, открыл двери гаража. Не заводя мотора, выкатил машину. К счастью, дорожка шла под уклон, и я смог вывести автомобиль на дорогу. Включил зажигание и сразу — вторую передачу. Автомобиль рванулся и царапнул шинами асфальт...

Почему я так поступил? Я и сам не знаю. У меня не было никакого плана, никакой цели... Но чутье делового человека, и только оно, предупреждало, что мое несчастье и есть мой капитал, транжирить который сейчас не стоит. Естественно, одна мысль у меня в голове все же сидела крепко: отомстить! Но я знал, что смогу сделать это гораздо более эффективно, более изощренно, если не буду тотчас же раскрывать свои карты.

Я проехал Сен-Клу. Подвыпившая молодежь возвращалась с танцулек. Они казались счастливыми, и их видимая радость вновь напомнила мне о моей боли. Вскоре я выехал к Сене. Проехал вдоль реки до моста Нейи и позвонил в дверь первой же подвернувшейся гостиницы. В эту ночь я спал крепко, должен вам признаться...

* * *

Феррари подскакивает. Его напуганное лицо обращено к окошку. В небе дрожат все те же звезды.

— Ну, что там? — тревожно спрашивает он и сам себе отвечает: — Не слышно больше ничего.

Я прислушиваюсь. И правда! Тишина напоминает мне кожу, натянутую на барабан. Мир кажется пустым.

— Который час? — спрашиваю я.

Он мотает головой и продолжает изучать облака.

— Три пробило... А может, немного больше...

— А вдруг мы ошиблись?

— Кабы знать...

Любопытно, как быстро исчезает чувство опасности, когда ты не воспринимаешь его всем своим нутром. Я продолжаю:

— И все же мы не могли ошибиться. Эти удары молотка...

Феррари ложится на спину.

— Может, они кофейку пошли попить... На улице сейчас не очень жарко. Особо не поишачишь, а? — И цинично добавляет: — Не хотел бы я сейчас быть на их месте.

Некоторое время мы лежим молча и неподвижно, стараясь даже сдерживать наше дыхание. Ничего не слышно. Тишина настолько острая, пронзительная, что напоминает мне длинную высокую ноту. Эта тишина пронзает душу насквозь.

— Скажи, они сейчас придут?

— Слишком рано!

— А в котором часу они...

— Часа в четыре, в пять, думаю. Но точно сказать не могу, меня еще ни разу на такое мероприятие не приглашали.

На стене я вижу странную тень от его головы. Она колеблется от дрожащего света ночной лампочки. Мне хочется кричать при мысли, что завтра утром этой тени уже не будет...

— Может, позвать охранника?

— Какого черта?

— Он должен знать, он нам скажет!

— Ты думаешь?.. Все они одним миром мазаны. Все обожают сюрпризы устраивать!

— Даже если он ничего не скажет, мы увидим по его глазам!

— По глазам? Да ты сдурел, парень. Ни черта ты там не увидишь!

Он прав... Я поворачиваюсь на тюфяке, и цепи мои позвякивают.

Я не слышу соседа и начинаю думать, что он спит, но вдруг слышу его злой смех.

— Ну и вопросики у тебя... Это какую же дозу валидола мне надо сейчас проглотить, чтобы успокоиться!

— А мне казалось, ты не боишься смерти!

До этого Феррари никогда не позволял себе раздражаться. Но тут он подскочил, будто его шилом кольнули!

— Не произноси больше этого слова, ты понял?

Мне от него тошно! И, устыдившись этой выходки, вновь укладывается.

— Феррари, мне кажется, я что-то слышу...

Он прислушивается и покачивает головой:

— Шум? — спрашивает он.

— Да, но другой. Словно бы шум мотора...

— Ну и что, грузовик проехал по дороге...

— Нет, это снизу... Тебе не кажется, что это может быть фургон, который привозит... ну, всякие приспособления к этой машине?

Челюсти его смыкаются.

— А ведь и правда, может быть, и так. Ну и что? — лает он. — Ну и что? А? Что из этого?

Что из этого? А ничего. Ровным счетом ничего.

Я закрываю глаза и возвращаюсь к воспоминаниям.

* * *

Когда наутро я проснулся в этой дешевенькой гостинице, гадкая действительность терпеливо ждала меня в изголовье кровати. Вот и я пополнил собой неисчислимое стадо мужей-рогоносцев. Я чувствовал такую неизбывную горечь, что появилась даже мысль о самоубийстве. Это было бы легко, там, внизу, в машине, лежало мое ружье...

Однако жажда мести оказалась сильнее, и у меня вновь появилось желание жить...