Освободите нас от зла

Доехав до первого газетного киоска, я притормозил и выскочил, чтобы купить несколько газет. После этого я направился на поиски укромного бистро в каком-нибудь квартале. Мне не пришлось долго искать. Вскоре я увидел то, что мне нужно. Хозяином оказался весьма невзрачный мужичонка, напоминающий импотента. Я спросил себе стакан белого вина и устроился за самым дальним от стойки столиком. Здесь я почувствовал себя скрытым от нескромных взглядов.

Из «бардачка» машины я прихватил с собой ножницы и тюбик с клеем, а у хозяина попросил письменные принадлежности. Бормоча что-то себе под нос, он принес мне паршивенькой писчей бумаги и странных размеров конверт, украшенный восхитительным жирным пятном. То, что мне и требовалось. Я выпил свое вино и принялся играть в игру, которую при других обстоятельствах нашел бы омерзительной. Она состояла в том, что я вырезал из газет слова или нужные мне обрывки фраз. Работа эта была проста, но требовала определенной сноровки, поскольку нужно было выловить в газетах необходимое слово, а для этого очень внимательно пробежать глазами текст… К тому же, следовало поторопиться. Я часто пропускал слова, но когда находил нужное мне, ликовал и вырезал, чтобы сразу наклеить.

Чтобы составить нужный текст, я убил добрый час, но получилось все в лучшем виде. Итак, мое послание выглядело следующим образом:

«Мадам!

Нам было бы совершенно нетрудно открыть глаза Вашему супругу на то, что Вы изменяете ему с неким месье Ивом Норманом. Поскольку человек вспыльчивый (а именно таковым является Ваш муж) не оставит это без последствий, не кажется ли Вам, что было бы разумнее отправить тысячу франков в конверте на имя Луи Дюрана, до востребования, почтовое отделение на улице Дюфур?

Ваш друг, который (пока) искренне желает Вам добра».

Я несколько раз перечитал его, и с каждым разом гордился им все больше и больше. Гордился, как гордятся литературным произведением. Оно казалось мне необыкновенно элегантным и остроумным. Оно потрясало и угнетало, словом, было настоящим образцом шантажа. Я сложил его, сунул в конверт, заклеил, и на конверте появилось лишь одно слово: МАДАМ. Я вырезал его из заголовка, и оно было крупным. Я положил письмо в карман, собрал все свои причиндалы, необходимые завзятому шантажисту, и покинул это унылое кафе. С письмом в кармане я чувствовал себя сильным. А теперь в Гарш, домой…

Вокруг машины кружились опавшие листья. Некоторые приклеивались к ветровому стеклу, словно огромные лапы. Теперь я не боялся встречи с Глорией. Я выбрал свой путь и пройду его до самого конца. Я пройду его с той настойчивостью, которая была мне вообще свойственна в делах. Отвратительное письмо, хрустящее в кармане, доставляло мне огромную радость. Радость чистую, почти детскую. Но радость эта была страшным оружием.

Не случайно я упомянул в письме имя Луи Дюрана. За несколько недель до этого я организовал сезонную поездку в Испанию для моих рабочих. Пока суть да дело, один из них умер, и я сохранил случайно его паспорт в одном из ящиков письменного стола. Оставалось лишь заменить фотографию на нем. Это не представляло особых сложностей. Неторопливо размышляя над моими делами, я проехал несколько километров, разделяющих Париж и Гарш, и вскоре увидел свой дом. Оставив машину возле гаража и убедившись, что Глории нет поблизости, я опустил письмо в почтовый ящик, прикрепленный к решетчатым воротам усадьбы. Затем нажал на клаксон и поставил машину в гараж…

Глория шла по аллее и улыбалась мне. На ней были узкие брючки из черного велюра, расшитые красным. Она носила их только дома. Наряд дополняли белый пуловер и туфли без задника. Ее каштановые волосы были схвачены косынкой. На лице — никакой косметики. Именно такой я предпочитал видеть ее… раньше! Да, без косметики, чистой, как туалетное мыло… То, что я испытывал в этот момент, видя, как она приближается ко мне улыбающаяся и удивленная, походило больше на изумление, чем на что-либо другое. Да, я был изумлен, увидев ее такой, неизменной в своем поведении и облике. Она улыбалась, мне той улыбкой, что всегда играла у нее на лице, и в глазах ее я читал неподдельную нежность… На мгновение мне показалось, что я вижу кошмарный сон. Или принял служанку за собственную жену. Я уже сомневался — не в ней, но в себе, настолько обаяние ее подействовало на меня.

— Что случилось? — весело спросила она.

— Берже получил заряд дроби в ляжку.

— Это серьезно?

— Пустяки. Несколько дней в постели, но все-таки приятного мало.

Она взяла меня под руку.

— Ну что же, тем лучше! — воскликнула она. — Хоть в воскресенье не буду в одиночестве.