Освободитель

— Это внук великого Тамерлана, воспитателя и победителя Тохтамыша, — тут же напомнила княгиня, хорошо знавшая семейные связи чуть ли не всех знатных родов планеты. — Когда после смерти Тамерлана в тамошних землях началась смута, его младший сын Шахрух смог победить братьев, поделил земли, а Самарканд с окрестностями несколько лет назад подарил юному сыну Улугбеку. Мыслю, ныне ему нет еще и двадцати. Молодые правители глупы и заносчивы, жаждут славы и завоеваний. Вестимо, желая сравниться с великим дедом, он и прислал баскака. Воевать с отцом вьюноша не может, ему изменит собственная армия. Иных же соседей, кроме нас и нашей окраинной Сарайской Орды, у него нет.

— Нет, тут что-то другое, — покачал головой Егор. — Очередного вояку я бы вспомнил… Подожди, а откуда у нас это письмо и портрет?

— На имперском приеме в Больших Посольских палатах, — приосанилась княгиня Елена, — к ногам нашим послы окраин многих принесли дары и послания разные. Рази все сразу и упомнишь? Миланку испросить надобно, она просителей всех записывает. Откель пришел, чего просит, где обитает? Нам же сим заниматься недосуг!

Бывшая невольница, пусть и княжна по крови, при мысли о своем нынешнем императорском звании невольно вся распрямилась, развернула плечи, вскинула подбородок, грозно сверкнула глазами — что со стороны румяной розовощекой молодухи, простоволосой, без украшений, сидящей возле жарко натопленной печи в одной исподней рубахе, смотрелось до крайности забавно.

— Ты чего? — удивилась его улыбке жена.

— Леночка моя… Ну, до чего же ты на диво хороша! — Егор поднялся, кинул свиток на стол, шагнул к жене.

— Нет, нет! — забеспокоилась княгиня. — Не сейчас! Мне надобно послания до ночи разобрать. Грамоты прочитать, ябеды счесть, о событиях важных проведать. Коли не самой сие творить, так и власть быстро в чужие руки убежит, к советникам разным, да дьякам с писарями.

— Всего, любимая, не перечесть… — попытался взять женщину за руки князь, но Елена вскочила:

— Так ведь и пост сегодня!

Встать было ошибкой — Егор тут же подхватил рубаху за края, вскинул руки вверх, одним движением оставляя жену полностью обнаженной. Здесь, в личных покоях, он мог не опасаться, что кто-то внезапно ворвется с докладом, принесет угощение или еще как-то захочет услужить. Великий князь желал хоть где-то оставаться обычным человеком, и пока он находился здесь — этот край великокняжеского новгородского дворца был запретным местом для всех, кроме них двоих.

— Егорушка, грех… — смиренно напомнила Елена, не пытаясь, однако, прикрыться.

— Полночь уже прошла, моя княгиня, — сказал он, целуя ее плечи, шею, медленно подбираясь губами выше, к ямочке на подбородке. — Моя великая княгиня, моя королева, моя императрица…

От таких блаженных слов женщина слабо застонала — наверное, ко всему этому сонму титулов она не сможет привыкнуть никогда. Детские несбыточные, невероятные мечтания, которые внезапно стали явью. Странное, блаженное состояние, когда не хочется просыпаться… Но при всем том ты знаешь, что находишься не во сне. Не веришь — но надеешься. И в то же время — знаешь.

А губы мужа — ее повелителя и спасителя, ее послушного слуги и господина, подобранного из праха, но вознесшего ее на вершину мира, исполнителя мечтаний и непобедимого воина, хладнокровного и преданного, сурового и нежного — целовали веки, брови, щеки, его ладони скользили по груди, по бедрам, привлекали все крепче к телу. Королева, княгиня, императрица… Ради одного этого любая отдала бы себя целиком и полностью, до капли, без единого колебания. Ради этого одного… Но ведь Елена его еще и любила! Страстно и жадно — еще с тех времен, когда он был просто рабом, и в нем не было ничего, кроме сильных рук и горящего взгляда.

Ее раб и император!

И что в сравнении с этим шелест сминаемых спиной свитков, спархивающие со стола листы и кувыркающаяся в угол чернильница! Бывает миг, когда поцелуй стоит дороже вселенной, а желания становятся важнее любой заповеди и сильнее любого запрета.

Ее князь… Ее король… Ее император…

Волна сладострастия прокатилась по телу снизу вверх, заставив выгнуться и застонать снова, стекла по сторонам через пальцы и с кончиков волос, забирая остатки сил, и великая княгиня, повелевающая половиной мира, замерла, лежа на полу среди важнейших дипломатических документов. Егор склонился над женой, крепко поцеловал ее в губы:

— Любимая моя…

— Неужели до опочивальни было не подождать? — лениво попрекнула Егора княгиня.

— Ждать целую вечность, когда ты рядом? — удивился молодой человек. — Неужели я похож на безумца?

— Наши внуки будут читать эти архивы, — она взмахнула руками над полом, раскидывая свитки, — и не поймут, отчего все документы выглядят столь безобразно?