Освободившиеся

— Слышишь, Ультрадесантник? — ощерился Курта Седд. — Это звук того, как вокруг вас рушится ваш мир, само ваше существование.

Но он ощутил и упадок. Он упреждал его бешенством, поддерживая себя яростными словами. Однако ему недолго бы еще удалось сдерживать свои раздумья.

А потом он всадил нож в живот Ультрадесантнику. Глубоко, до самого позвоночника, а затем свирепо рванул, выпуская внутренности.

— Приведи ко мне своего капитана, Дардан, — прошипел он. — Приведи ко мне Эфона из Славной Девятнадцатой.

Его душа разделилась — он и хотел того, что означали эти слова, и противился этому. Он скрыл двойственность от врага и от своих людей. Оставил Дардана на грани смерти и в гневе вышел из пещеры. Нужно было идти вглубь. Туда, где тьма придаст ему сил противостоять собственным мыслям. А также средств подготовиться ко встрече с призванным врагом.

Вниз. Они отыскали новый маршрут. Тот представлял собой разлом, шедший сквозь пробку, которую образовала серия обвалившихся пещер. Спускаться было нелегко. Протаскивать вниз Сор Гаракса было мучительно трудно, но возможно. Уже эта возможность подтверждала верность пути. Выота провалов оставалась в тех пределах, с которыми могло справиться закованное в броню генетически усовершенствованное тело. Ровно в них. Это совершенство служило очередным знаком: оно ускоряло продвижение Несущих Слово навстречу истине, однако сохраняло им жизнь.

Так много знаков. Так много знамений. Эфон был одним из них. Когда Курта Седд вглядывался во тьму, пока рота прокладывала себе дорогу в расселине, перед ним предстали складывающиеся схемы. А еще его душа. Эфон. Подобных совпадений быть не могло. Уверенность и сомнение сошлись в равных силах. Судьба требовала, чтобы Эфон стал его противником.

Итак, прошлое все еще следовало за ним. Сколько бы он ни сокрушал весь тот обман, что искажал подлинный путь Несущих Слово, однако все еще не мог сбросить это бремя. Следовало радоваться, что Эфон здесь. После предательства Императора, после откровения, что обращенные к нему слова Лоргара были неправдой, глубже всего его поразила та роль, которую Эфон сыграл в Монархии. Эфон принял участие в наказании, не задавая вопросов. Отвернулся от товарищества, выкованного в пламени Великого крестового похода. Отвернулся от памяти о Мелиор-Терции.

Курта Седд помнил. Помнил ледяной мир, захваченный орками. Помнил, как Эфон, раненый и оглушенный чудовищным взрывом, барахтается во внезапно вскипающей воде. Как вожак зеленокожих, облаченный в настолько тяжелый доспех, что кажется ходячей горой металла и циркулярных пил, приближается к Эфону и заносит клинки для смертельного удара. И помнил, как бросился между зеленокожим и своим другом. Он не знал, есть ли рядом другие Ультрадесантники, которые могли бы прийти на помощь. Видел лишь, что брата повергли. Он отбил циркулярки в сторону своим крозиусом. А когда появился собрат Эфона, легионер Уркус, и опрокинул зеленокожего наземь, Курта Седд убил того. Пока Уркус помогал Эфону, Курта Седд стоял над ними, бросая вызов надвигающимся рядам орков. В следующих воспоминаниях были борьба, огонь, насилие и кровь. И победа вопреки всему, которую сделала возможной общая воля товарищей. В конце, стоя среди бесчисленных тел орков и едва держась на ногах от ран, они с Эфоном смеялись вместе. В тот день они понесли потери, но он был хорош.

День, который приятно вспомнить.

А Эфон забыл. Оказалось, что он — орудие лжи. Добровольное? Бездумное? Пока что Курта Седд этого не знал. После Монархии он не говорил ни с одним из Ультрадесантников. Однако предложенные Эфоном условия говорили сами за себя. Эфон действовал добровольно и бездумно. Несомненно, он верил, что поступает с честью. Он был слеп и самодоволен в своей слепоте.

Итак, теперь, спустя сорок четыре года, для Курты Седда настало время отомстить за предательство, совершенное по отношению лично к нему, и в этом же состоял его долг перед Легионом. Здесь, в глубинах Калта, его звало великое откровение, и ему предписано было сокрушить врага, чье падение будет значить для него больше, чем для кого — либо из Несущих Слово. Симметрия была потрясающе безупречна. Открыв новую истину, он сотрет день наихудшего обмана.

Не могло быть доказательства лучше, что боги ведут его судьбу. И все же он не радовался. Не мог, ведь еще оставались сомнения. Лоргар говорил, что Император наблюдает за ним, а Император не наблюдал. Фальшь подгрызала корни веры. Он верил в богов Хаоса. Видел их деяния снова и снова. Но несмотря на все, что Курта Седд проповедовал своим боевым братьям, сам он не был уверен, что верит в собственную достойность. Он не сомневался в богах. Он сомневался в себе.

Ему не хотелось убивать Эфона.

Бремя все сильнее тянуло к земле. Обволакивало свинцовым плащом и мешало дышать. Давило грузом миллионов тонн камня, отделявших его голову от поверхности, и сокрушало. Он думал, что отсек узы старой дружбы, прежней жизни.

Он ошибался.

Он подумал: «Я — мое прошлое. Я — форма, которую оно вылепило».