Освобождение Атлантиды

– А тебе не приходило в голову, насколько опасно быть здесь одной и полуобнаженной? – он цедил слова сквозь зубы и оглядел ее с головы до ног и обратно. Она чувствовала себя так, словно он ее только что раздел.

Судя по его глазам, он желал это сделать. Или покричать на нее часика два. Второй вариант ей не нравился, а для первого варианта время было неподходящее, независимо от того, как подскакивали ее гормоны при этой мысли.

Она посмотрела на Алехандро, внезапно осознав, что не только Джастис видит ее в мокром и почти прозрачном белье, но она могла с таким же успехом быть лишь частью окружающего пейзажа. Он смотрел на Марию, как будто никогда прежде не видел ее, и Кили могла поклясться, что он никогда ее такой не видел. Роскошное тело Марии натягивало кружевные бретельки ее лифчика и трусики, но она не прикрыла себя, хотя на скулах появился румянец.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – Мария спросила его, ее голос немного дрожал, но был решительным.

– Dios mio, ты должна быть… ты должна быть… – Алехандро запнулся, словно не в состоянии мыслить связно, его глаза зажглись страстью.

Кили улыбнулась. По крайней мере, что‑то хорошее произошло сегодня, если эти двое нашли друг друга. Однако прежде чем она успела слово сказать, синеволосый мужчина подхватил ее и унес в джунгли.

К тому времени, как Джастис, наконец, остановился и поставил ее на ноги, она пришла в бешенство и была готова выложить ему всё свое недовольство.

– Ладно, мне жутко не нравится твое поведение пещерного человека. Ты мне не начальник, ты мне не отец…

– Слава Посейдону, – пылко ответил Джастис, страстно глядя на ее грудь.

Она на мгновение потеряла мысль, когда он наклонился к ее грудям, взял их в руки. Тем не менее, она попыталась продолжить:

– Ты не…

Он лизнул сосок и взял его в рот.

Она откинула голову и застонала, но вновь попыталась закончить свою мысль:

– Ты не…

Он опустил ее трусики и скользнул пальцем по ее влажности, затем несколько раз провел пальцами по ее клитору, и колени Кили подогнулись.

Он поймал ее рукой, продолжая ритмично гладить ее, одновременно посасывая вершинку груди, Она могла лишь бессвязно стонать, забыв всё, что собиралась сказать. Она лишь была способна сосредоточиться на том, что он делал с ее телом, и знала, что если он не окажется вскорости внутри нее, то она сойдет с ума.

– Джастис, пожалуйста, – сказала она, почти моля, лишь желая, чтобы он не останавливался, никогда не останавливался. О, боже, теперь он ласкал ее второй сосок и вошел сначала одним, а потом двумя пальцами в нее, потом провел ими по клитору, снова, и снова, и снова, пока она не прислонилась к нему. А он в ответ сжал пальцы внутри ее жаркого лона. Она вскрикнула, почувствовав взрыв, но он не отпустил ее и не вынул своих пальцев.

Вместо этого, он взял ее на руки и поцеловал. Склонил голову, чтобы ему удобнее было входить языком в ее рот в том же ритме, в котором он вводил пальцы в ее тело. Напряжение в ее теле начало возрастать, снова задевая нервные окончания, концентрируясь в ее грудях и в местечке между бедрами, и она не могла говорить, думать, могла лишь стонать.

– Пожалуйста, пожалуйста, ты мне нужен, – умоляюще шептала она под его поцелуями. Он остановился, тяжело дыша, мышцы под ее руками были просто каменно‑твердыми.

– Ты мне тоже необходима, mi amara. Видеть тебя практически обнаженной при свете дня и размышлять о том, что кто‑то мог наткнуться на тебя… – он содрогнулся. – Ты мне так необходима, что мне, наверное, придётся иметь тебя весь день, чтобы тот страх, который я пережил из‑за тебя, прошел.

Она рассмеялась, потом застонала, когда он снова вошел в нее пальцами, двигая ими туда‑сюда, пока она не ослабла от страсти и желания.

– Мне необходимо попробовать тебя на вкус, моя Кили, моя женщина. Мне нужно испить твоих соков, когда ты кончишь, – грубо сказал он. Он упал на колени на мягкий травяной ковер и, прежде чем она успела подумать или запротестовать, или закричать «Аллилуйя», она дотронулся до средоточия ее желания ртом. И она закричала.

Он целовал, лизал, сосал ее клитор с той же самой решительностью, как прежде ласкал ее сосок, продолжая входить в нее пальцами, и она дрожала, дергалась, обеими руками схватившись за его великолепные волосы, прижимая его к себе, пока он брал ее своими руками и ртом. Она почувствовала, как напряжение, жажда, торжество охватывают ее, и снова кончила, захлёбываясь от крика. Ее не волновало, слышат ли ее в деревне, она не могла вынести такого острого удовольствия.

Кили всё кончала и кончала, а он лизал и сосал, не останавливаясь, и она продолжала снова и снова испытывать экстаз. Нескончаемый оргазм пронесся по ней и поднял ее к солнцу, запустив выше облаков. Наконец она упала, и ему пришлось ловить ее, уставшую, ослабевшую, но удовлетворенную.

– Ты… я… о, Боже, – прошептала она.

Он подарил ей улыбку, полную голода, самодовольного мужского удовлетворения и темной, острой жажды.

– Ты на вкус подобна амброзии, – сказал он, и от его слов Кили задохнулась и почувствовала наслаждение.