Освобождение Атлантиды

Он не двигался и не сделал никакого угрожающего движения, но внезапно она почувствовала холодок тревоги. В его глазах горела какая‑то непонятная эмоция, меняя их от темнейшего полуночного цвета до резкого сапфирового. Медленно, очень неспешно, его взгляд перешел с ее лица вниз к ее груди, где он задержался прежде, чем пройти дальше вплоть до пальцем на ее ногах. Мужская надменность и явное ощущение собственника в его взгляде, заставляли ее бежать, несмотря на то, что ее соски набухли и пульсировали в кружевных чашечках ее лифчика.

Она вовсе не будет ему отвечать. Ничто в ее воспитании или четко независимой личности не сделает ее женщиной, заводящейся от какого‑то обнаженного лидера из тех времен, когда мужчины были мужчинами, а женщины – имуществом.

Но пока она себе говорила это, ее тело предавало ее, явно устав от одиноких ночей. И пока его взгляд неспешно проходил обратный путь вверх по ее телу, ее кожу покалывало, – она стала слишком чувствительной и отчаянно желала, чтобы он ее коснулся.

Это покалывающее ощущение, наконец, вывело ее из чувственного транса, в который он каким‑то образом погрузил ее. Она вернулась к логике, осторожности и чертовому здравому смыслу.

– Прекратите, – рявкнула она. – Прекратите смотреть на меня, словно я – добыча, полученная в личном бою, и оденьтесь. Нам нужно поговорить о том, как выбраться отсюда, хорошо? Где здесь выход? Где проход или туннель, или какой‑то суперволшебный атлантийский лифт, который, черт побери, выведет нас отсюда?

Он развел руки в сторону, ладоням вверх, как будто хотел показать, что не представлял угрозы.

К несчастью, это движение лишь лучше показало силу его мускулистых рук и заставило ее понять, что то, что она годами ходила на уроки по самозащите, всё равно не сделают ее равной ему, хотя воин был обнажен и безоружен.

Ну, он был обнажен. Но не слишком‑то и безоружен, – прошептала ранее молчаливая ее часть, являющаяся злой соблазнительницей. У него тут очень большое орудие.

Великолепно. Именно сейчас она вдруг перешла к раздвоению личности.

Разумная ее часть вернулась в то самое личное состояния страха, ужаса и испуга, если принять во внимание мурашки на ее руках.

– Кили, прошу, успокойтесь, – тихо сказал он, как будто успокаивая раненное животное.

– Я успокоюсь, когда вы вытащите меня отсюда, – ответила она, гордясь тем, насколько разумным казался ее голос, в то время как сердце бешено билось в груди. – Но не так, как мы сюда попали. Никаких ужасных телепортаций[15]. Приемлемый, обычный туннель. Или лестница. Лучше лестница.

– Но…

– И оденьтесь! – крикнула она, потеряв терпение. – Мне всё равно, если вы похожи на ожившую греческую статую. Я хочу, чтобы вы оделись!

Он неспешно, опасно улыбнулся, – правда, его улыбку следовало признать смертельным оружием.

– Вы считаете, что я похож на статую?

Кили хмуро посмотрела на него.

– Одежда. Сейчас же.

Всё еще улыбаясь, он прошел к кучке одежды и совсем не быстро для мира ее разума, натянул штаны и рубашку, едва не заставив ее громко застонать.

Благодаря ему у нее теперь есть фантазии на ближайшие несколько лет. Если только она это переживет.

– Ладно, хорошо. Теперь вы оделись. Так что теперь ведите меня наверх.

Он покачал головой, быстро проходя по мозаичной плитке.

– Я бы хотел думать, что я освободил бы вас, если бы мог, несмотря на темные желания Иного внутри меня, Кили. Но я не совсем уверен, как мы сюда попали, так как сила транспортировки мне прежде была неподвластна.

– Но…

– Я не знаю, как воспользоваться ею снова, – он остановился, всего в нескольких дюймах от нее, глядя ей в глаза своими, полными ярко сине‑зеленого пламени. – К несчастью, лестница, ведущая от Храма в эту пещеру, заблокирована скалой и грязью обвала несколько лет назад. Тут нет выхода.

Глава 17

К счастью, Кили никогда не страдала от клаустрофобии, даже не смотря на самые жестокие способы воздействия, которые применяли к ней в детстве, такие как резервуар для сенсорной депривации[16], в котором она провела всего один сеанс.

Они даже не подозревали, что восьмилетний ребенок может кричать так громко.

Но известие о том, что она с Джастисом поймана в ловушку в подземной пещере – подземелье в Атлантиде, и девушка даже думать не хотела о том, что вся эта хибарка могла дать течь или что‑то подобное – довело ее до нового уровня психоза.

Ее дыхание ускорилось до гипервентиляции, и она начала дрожать, колеблясь от каждого дрожащего вдоха, испытывая нечто между яростью и паникой.

– Ты … ты … Ты с ума сошел? Ты принес меня в пещеру – подземную – не имея понятия, как отсюда выбраться?

Он выгнул одну темную бровь.

– Большая часть пещер находится под землей.

– Я это знаю! Я – археолог, ты …

Игнорируя ее бормотание, Джастис поднял руку, будто хотел прикоснуться к ней. О, нет. Этого не случится, несмотря на то, был ли он ходячим сексом или нет. Она отпрыгнула назад, чтобы быть вне его досягаемости, сжала руками свою голову и начала глубоко дышать. Попыталась успокоиться, чтобы рационально рассуждать о плане. План, вот что ей требуется.