Вот так я и пишу. О самом главном не договаривая. И горжусь этим. Почти кичюсь. Порой говорю, что современной литературе должна быть свойственна недосказанность. А не от неумения ли раскрыть тему эта недосказанность? Или от боязни быть слишком правильно понятым?..
Глава шестая
ОСЕНЬ
Подавленность и безразличие,
Истерзанный мыслями ум -
Осколки былого величия,
Похмелье возвышенных дум.
Кохановер, "Реквием"
Из повести Маэстро "Кларнет в стакане"
К концу эпохи всемирного равновесия Гамлет, принц Датский, состарился
настолько, что перестал быть вхож в горное аристократическое общество. Его
желудок больше не выдерживал ни пчелиного паштета, ни крапивного салата, ни
вина из горных волчьих ягод, и он спустился к Реке и стал ловить рыбу вместе с
обыкновенными рыбаками. Добрые рыбаки охотно потеснились и предоставили
бывшему принцу удобное седалище в том месте, где река, изгибаясь, максимально
приближается к Горе -- родине Гамлета. Это было живописное местечко с
прекрасным видом на расстилающуюся за рекой обширную Долину.
Здесь, сидя с удочкой на гладком теплом камне, принц коротал теперь
месяц за месяцем. Само собой разумеется, что Гамлет обладал прекрасным
зрением, -- иначе доктора не смогли бы прописать ему очки, столь необходимые
любому философу. Поэтому он прекрасно видел поплавок, но рыбаком был все
равно никудышным и за долгие месяцы, проведенные у Реки, не сумел поймать ни
одной рыбки. Да и опытные рыбаки не могли похвастать богатым уловом.
-- Хороший клев по ту сторону Горы, -- часто говорили рыбаки.
-- А вы уверены, что по ту сторону Горы есть река? -- наивно спросил
однажды Гамлет.
Рыбаки снисходительно заулыбались. Действительно, это был странный
вопрос, но Гамлету, как и всякому философу, было свойственно порой задавать
самые удивительные вопросы.
-- По ту сторону Горы течет та же самая река, -- отвечали рыбаки.
-- А куда она течет? -- поинтересовался бывший принц.
-- Никуда, -- удивились рыбаки.
-- Так не бывает, -- уверенно сказал Гамлет. -- Любая река имеет начало и
конец.
-- Мы знаем только эту реку, -- сказал самый старший из рыбаков. -- Она
течет в обход Горы по замкнутому кругу.
Гамлет не стал спорить. "В конце концов, -- философски рассудил Гамлет,
-- среди великого множества рек может быть одна в форме окружности!?"
-- Да-а, по ту сторону Горы рыбы навалом, -- любили повторять рыбаки.
-- Но почему? -- неизменно удивлялся Гамлет. -- Ведь вы же сами
утверждаете, что Река течет по кругу.
-- По ту сторону Горы рыбы навалом, -- мудро твердил самый старший из
рыбаков. -- И много бы я дал за то, чтобы знать -- почему.
Со временем, попривыкнув к безрыбью и разуверившись в надеждах
поймать что-либо, Гамлет все реже поглядывал на поплавок и все чаще устремлял
свой взор за Реку, где расстилалась обширная вечнозеленая Долина...
* * *
До тридцати лет я ничего не писал, если не считать школьных сочинений и не слишком удачных стихов, так никогда и не ставших достоянием широкой читательской аудитории. В молодости я просто не мог писать. Я был слишком силен для этого: располагая исправно функционирующей пищеварительной системой, я с удовольствием загружал ее на полную мощность. Меня всегда где-то ждали, чтобы вместе пить и есть, и я не располагал временем для более серьезных занятий. Возможно также, мне просто недоставало мудрости.
Потребность писать пришла со зрелостью и усиливалась по мере того, как я сдавал физически. А сдавать я начал после тридцати. После тридцати все слабеют. Наверное, потому и уходят в этом возрасте из большого спорта. Начинается первая стадия старости, которую люди, лицемеря сами с собой, обычно называют "средним возрастом". Хотя как, если не старостью, назвать ту пору в жизни человека, когда его физические кондиции неуклонно ухудшаются. Тони Миранья было тридцать четыре года, когда состоялся его прощальный матч, на который съехались футбольные звезды со всех концов света. Я помню, как он плакал после матча, стоя с огромным букетом красных роз перед телекамерой. Он не хотел уходить, но не мог больше оставаться. В тот день я подумал, что может напрасно я завидовал ему все эти годы: время промчалось незаметно, и вот он уходит согбенный летами, а моя литературная карьера еще только начинается. Так с уходом молодости мы разочаровываемся в некоторых прежних идеалах; в частности, спортивная карьера перестает казаться нам столь уж завидной, ибо мы начинаем понимать, что она даже более преходяща, нежели все остальное.
Становились ветеранами мои спортивные кумиры; все чаще и чаще оказывались моложе меня уже знаменитые актеры и музыканты; как-то незаметно "помолодели" телевизионные дикторы и ведущие популярных программ; уже даже начали уходить из жизни мои сверстники: мы похоронили Кохановера. Жизнь ставит свои извечные вопросы: о преходящести всего земного, о собственном предназначении...