Освобождение Ирландии

А вот и заметка про то, что наш посол, Джеймс Дойл, один из десятка выживших ветеранов «Сынов Эрина», славного ирландского полка нашей армии, вручил верительные грамоты королю Виктору. Значит, подумал я с ликованием, Конфедерацию признали уже две страны — Югороссия и Королевство Ирландия. Там же было написано, что президент Дэвис встречался и с канцлером Российской империи, мистером Игнатьевым, и даже с королевой Вюртемберга. Ну что ж, подумал я, похоже, как любит говорить Сергей Рагуленко, «лед тронулся»… Такие светские мероприятия, как свадьбы, коронации и прочие торжественные даты, весьма удобны для налаживания дипломатических контактов.

Но все это полумеры. Ведь пока территория Конфедерации — клочок земли, арендованной у Югороссии у залива Гуантанамо, то чем мы лучше Мальтийского ордена, у которого тоже больше нет своей территории? Более того, у них посольства в двадцати странах мира, а у нас пока в двух. Правда, теперь помимо маленького клочка земли и двух посольств, у нас есть небольшая, но прекрасно вооруженная и обученная армия, в войне за освобождение Ирландии получившая столь необходимый ей боевой опыт. Нет, наши парни воевали десять лет назад, и многие ветераны той войны снова в строю, но югороссы показали, что с появлением нового оружия, мощных и скорострельных пушек и дальнобойных винтовок воевать нужно совершенно по-иному.

Но даже не это главное. Я до сих пор мечтаю о неторопливых южных реках, об огромных виргинских вечнозеленых дубах, с которых свисает «ирландский мох», о прекрасных городах, таких как Чарльстон, Саванна или Новый Орлеан. Увы, большинство из них ждут того момента, когда они, как феникс, восстанут из пепла, в который их обратили янки. Но когда же это, наконец, произойдет? Когда же наши солдаты вернутся на родную землю, чтобы защитить ее от жадных и беспринципных захватчиков, которым честь и совесть, и даже ум заменили алчность, жестокость и тщеславие.

И тут я увидел совсем небольшую заметку о том, что Североамериканские Соединенные Штаты потребовали у Англии половину ее владений в Новом Свете. А буквально под ней было напечатано столь же короткое сообщение о встрече на борту югоросского крейсера «Москва» министров иностранных дел Континентального Альянса и премьер-министра Британской империи Уильяма Гладстона для «обмена мнениями по важнейшим международным вопросам». Больше ничего там указано не было, но я вдруг понял — вряд ли югороссы и их союзники позволят вашингтонскому стервятнику безнаказанно клевать раненого британского льва, и в ближайшее время в адрес Вашингтона с их стороны последует резкий дипломатический окрик. Я не гадалка и не пророк, но, скорее всего, в Вашингтоне воспримут этот сигнал совершенно неадекватно, и тут же неизбежно наделают непростительных глупостей.

К тому же, насколько я знаю тех, кто сейчас задает тон даже не столько в Белом доме, сколько в Сенате, у нас на Юге в скорейшем времени может начаться какая-нибудь «новая реконструкция», как две капли воды похожая на «борьбу с ирландским мятежом», которую учинили англичане. И тогда наших солдат на Родине будут встречать как воинов-освободителей. Но чует мое сердце, что сначала рекой польется кровь невинных южан, а уже потом янки начнут платить за все по полному счету — и за старое, и за новое, и на три века вперед.

«Господи, — взмолился я, — призри народ свой и не дай многим из них погибнуть от рук северных варваров!»

3 июня (22 мая) 1878 года, утро.

Хефа (Хайфа), борт сторожевого корабля «Сметливый». Полковник Вячеслав Николаевич Бережной

Вот и закончилось наше ближневосточное приключение, в котором я получил кучу новых впечатлений, убедился, что в этих краях от отскока на сто сорок лет назад ничего не изменилось — и бандиты все такие же бандиты, а поэты остаются поэтами. Правда, хороших людей тут тоже немало, в том числе и христиан, пронесших свою веру через века магометанского владычества, и именно ради них сюда придет Империя. Снова, как полторы тысячи лет назад, на этой земле воцарятся мир и благолепие, а головы местных бандитов будут торчать на кольях, расставленных вдоль дорог, на которых они разбойничали.

Кроме всего прочего, в этом Персидском походе я нашел себе вторую половину на всю оставшуюся жизнь. Жаклин для меня одновременно и жена, и возлюбленная, и как бы приемная дочь, и теперь и речи быть не может о том, чтобы я направился в одну сторону, а она — в другую. Моя любимая знает, что служить я буду ровно до тех пор, пока глаз остер и тверда рука, и готова всюду сопровождать меня в боях и походах, разумеется, ровно до того момента, когда у нас в планах появится первый ребенок. Даже такая оторва, как моя жена, не будет мотаться по миру с пузом или с младенцем на руках. Тогда я отправлю ее в давно дожидающийся меня, положенный мне по должности особняк в Константинополе, а сам продолжу прогибать под себя этот изменчивый мир. Уж такая у меня судьба — творить историю.