Таким образом, на калининском направлении советским войскам противостоял сильный враг, вовсе не собиравшийся вечно отсиживаться в обороне. Этот враг не только чётко осознавал необходимость удержания левого фланга группы армий «Центр», но и прекрасно понимал значение Калинина как транспортного центра, главного узла связности в районе боевых действий. Начавшееся в октябре сражение за город и его окрестности вступало в свою новую, решающую фазу…
Глава 2
Маятник качнется…
Прорыв
В ночь с 4-го на 5-е декабря в районе Калинина стояла морозная погода. Судя по оперативной сводке штаба Калининского фронта, температура опускалась до —20–25 градусов, дул северный ветер 3–6 м/с[50]
.Первыми, как и планировалось, в наступление перешли части 31 армии. Начиная с 03:00 передовые батальоны 256-й, 119-й и 5-й сд, атаковали противника с задачей захватить плацдарм на южном берегу Волги, в районах, соответственно, Большие Перемерки, Горохово, Старое Семёновское.
В 256-й стрелковой дивизии для решения этой задачи был выделен 2-й батальон 934-го сп, который уже в 21:00 4 декабря занял исходное положение для атаки. В момент начала наступления (03:00) противник огня не вёл. Так продолжалось до 04:00, когда бойцы достигли середины реки. Именно в это время немцы открыли шквальный пулеметный огонь, сопровождая его менее интенсивным огнем минометов. Форсирование Волги по льду продолжалось до 4:45.
Ход боевых действий в районе Калинина 5-16 декабря 1941 года.
Именно эта атака, по всей видимости, была описана в очерке «Началось» известного советского писателя, военного корреспондента газеты «Правда» Б.Н. Полевого (данный очерк впоследствии вошел в первый том сборника «Эти четыре года»):
«Пусто кругом, но связисты, утопая в снегу, почти бегом разматывают катушку проводов. На батальонном КП, который помещается все там же, в отбитых у немцев месяц назад блиндажах, знакомый комбат Гнатенко… На нем та же зеленая фуражка, но в петлицах уже капитанская шпала. Он то и дело смотрит на большие круглые часы. И вдруг земля вздрагивает и начинает ощутительно колебаться под ногами, а уши на мгновение глохнут. Из леса бьет артиллерия. Снаряды с журавлиным курлыканьем летят над нашими головами, и по всему противоположному берегу, в зоне видимости, всплескиваются бурые султаны разрывов. Вскоре весь берег окутывается дымом… Но и с того берега летят снаряды. Отдельного выстрела или разрыва уже не различишь, и по тому, как нет-нет да и встряхнет наш блиндаж и меж бревен посыплется на головы песок, догадываешься, что рвутся они недалеко.
– Очухались, дьяволы! – сквозь зубы цедит комбат и все смотрит на свои большие часы… – Ага, перенесли огонь на глубину… Скоро… Сейчас.
Со лба у него течет пот. Вдруг он сбрасывает полушубок, поправляет на голове фуражку, расстегивает кобуру нагана. Потом выбегает в отсек, где, свернувшись клубочком, сидит девушка-телефонистка, и возбужденно кричит в трубку: – Первая рота, в атаку!
В амбразуру нам хорошо видно, как из окопов повыскакивали бойцы и двинулись по глубокому снегу туда, вниз, на лед Волги.
– Вторя рота, в атаку!
Вторая волна темных фигурок высыпает из окопов и катится вниз с некрутого берега. Она уже на льду, пересекает Волгу. Наша артиллерия продолжает грохотать. Противник, должно быть, совсем оправился. Бьет уже не разрозненно, а расчетливо, бьет по льду Волги, где быстро, бросками, устремились к тому берегу темные фигурки бойцов… Новые и новые волны наступающих скатываются на лед, передовые начинают карабкаться на противоположный берег… На гребне высокого берега обозначается сразу несколько лихорадочно вспыхивающих огней. Теперь, когда наш огонь перенесен в глубину, немцы подтянули на гребень пулеметы.
Рядом, в отсеке телефониста, незнакомый тонкий и властный голос кричит в трубку: – Пушкари, какого черта!.. Огонь!.. Самый интенсивный!.. По пулеметам!
Оказывается, на батальонный КП пришел командир дивизии. Он в бекеше, в папахе, заломленной на затылок. Весь напрягаясь, он смотрит на тот берег, на гребне которого неистовствуют пулеметы. Бойцы, не дойдя до гребня, залегли….
Тут совершается то, чего никто из нас не ожидал. Худая, ладная фигура без полушубка, в одной гимнастерке, вымахивает из передового окопчика на снег. Зигзагами добирается до берега, скатывается вниз. Бежит через реку. У бегущего в руках наган, на голове зеленая фуражка…
Зеленая фуражка опередила залегшие цепи атакующих. Размахивая наганом, комбат преодолевает последние метры до гребня… И вот вслед за комбатом один, два, десятки бойцов проворно карабкаются вверх. И тут же над берегом поднимается шеренга черных разрывов.
– Дали наконец! – ворчит генерал, не отрываясь от амбразуры…
Карабкаются, карабкаются вверх бойцы, скатываются, снова лезут. Вот уже и вторая волна приблизилась к гребню… Зеленая фуражка тоже скрылась в чужих окопах. Пулеметы смолкли. Генерал снимает папаху и, сам не замечая, вытирает ею лицо…