Освобождение от школ. Пропорциональность и современный мир

Исторический анализ раскрывает различные уровни смысла в словах, которые мы используем. Иллич уделял особое внимание дописьменным способам выражения в противоположность уже формализованным и «причесанным» экспертами по языку. Подвергшись формализации и обобщению, народное слово утрачивает свое конкретное и богатое содержание в отношении действительности, которую оно должно называть или обозначать. Возникающее при этом расхождение и открывает дорогу к манипулированию словом. И снова не следует упрощать: здесь нет призыва к замене литературного языка простонародным. Напротив, Иллич показывает гораздо более сложное понимание напряженных отношений между опытом, его непосредственным выражением и теми словами, которые мы фактически используем.

Анализ способов, которые применяются сообществами экспертов как для создания современных структур понимания и непонимания, так и для управления ими, был для Иллича важнейшим средством проникновения в Зазеркалье искаженного социального мировосприятия. Примером может служить его исследование когнитивных искажений действительности, вытекающих из наивного применения статистических обобщений — главного бюрократического языка наших дней и последующего упрощения, сглаживания действительности. Предметом его рассмотрения стали также результаты навязывания академической экономике аксиом и моделей вечного всеобщего дефицита и то, как первоначальные упрощения ради целей моделирования постепенно превращаются в антиисторических монстров, пожирающих реалистические представления. В связи с этим он говорит о высокомерии и «социальной агрессивности бюрократического языка» при столкновении с социальными и личными проявлениями, которые не соответствуют умственным построениям экспертов и политиков.

Таким образом, протест Иллича против амебоподобных и растяжимых слов не остался в чисто семантической плоскости. Существенный аспект брошенного им вызова состоит в критике индустриализации и коммерциализации общества, признаки которых тесно связаны с идеологией и идеологами модернизации. Он был решительным противником растущей поляризации между богатым меньшинством и беднеющим большинством человечества. Он не был утопистом. Он не считал доиндустриальный мир идеальным, а процессы индустриализации и глобализации просто «неправильными». Он был реалистом, стремившимся не просто восхвалять или отрицать, но раскрывать подлинную, сложную и противоречивую картину жизни прошлого и настоящего. Его беспокоили «угроза моральному и политическому воображению», угасание творческого и критического интеллекта под нажимом индустрии, которой руководят «специалисты» по созданию смыслов и культурному формированию народов. И новейшие мифы постмодернизма он тоже не принял. Его демистификации были нацелены не в пустоту отрицания, а на усилие альтернативного понимания реальных людей, обществ и истории.

Все эти проблемы имеют особое значение для философии человека. Проблемы реализма и человеческой свободы взаимосвязаны. Эту особенность человеческой природы хорошо определил Хомский: «Люди существенно отличаются от всего остального в физическом мире. Другие организмы представляют собой машины. Когда их части скомпонованы определенным образом и сами они помещены в определенную внешнюю среду, тогда их действия вполне детерминированы (или случайны). Но людей такие же условия не «вынуждают» действовать определенным способом, а лишь побуждают и склоняют к этому. Их поведение можно предсказать в том смысле, что они склонны делать то, к чему их побуждают и склоняют, но они тем не менее свободны, и в этом их уникальность: не делать того, к чему их побуждают и склоняют». Чтобы лучше понять это, надо отрешиться от грубости бюрократического применения выводов статистики и от часто лежащего в его основе высокомерного допущения о непременной конвенциональности поведения всех людей — от одной из важнейших мистификаций. Это представление об уникальной свободе людей составляет самое ядро аналитического подхода Иллича. Здесь важно, что основное изменение его собственных представлений включало отказ от ранней кибернетической модели человека. С течением времени его понимание действительности отделялось от детерминизма и становилось все более гуманистическим.