Освобождение шпиона

Опять хлопнули входные двери. Очередная порция юношей и девушек в мертвенно-белом макияже и тяже­лых ботинках. У одной из девиц волосы обхвачены тра­урной лентой с маленьким фонариком-«коногоном», хотя, возможно, фонарик и не настоящий, просто ка- кая-нибудь дорогая побрякушка. Но это — признак принадлежности к диггер-готам, очень актуальный в этом сезоне аксессуар. К своему несчастью, вновь при­бывшие не являлись личными друзьями Крюгера или старыми клиентами заведения. Обычные неофиты, знакомые чьих-то знакомых. Пан Запальский вежливо попросил их подождать, когда освободятся места, вы­проводил на улицу и запер дверь, вывесив табличку «Извините, мест нет».

— Кажется, с каждым днем их становится все больше и больше! — озабоченно сказал он, возвращаясь к стой­ке в надежде на новую порцию бренди.

Но у печальных «дракул» к тому времени опять закон­чилась выпивка, а потом Мишу обступили какие-то сим­патичные ведьмочки, требовавшие «иаду» и «иды» (еды в смысле), так что Мише было не до него. Пану Запальскому ничего не оставалось, как вернуться в вестибюль и хо­дить там хищной пружинистой походкой, незаметно че­сать в паху и философствовать о том, темно ли на вечер­них московских улицах или, наоборот, светло... Или этот парадокс вообще находится вне понятий света и тьмы.

* * *

— ...Он мне говорит: среди московских диггеров ты — король, ты знаешь все, для тебя, говорит, Бруно, третий уровень в «минусе», как для меня родной аул... Я молчу, я прекрасно понимаю, куда он клонит, но молчу, ведь не я же напросился к нему на встречу, он сам напросил­ся, вот пусть сам и говорит.

Бруно буквально на секунду отвлекся, чтобы прогло­тить чей-то бутерброд и одним молодецким глотком прикончить подвернувшийся под руку бокал пива. Си­девшие за столиком юноши даже моргнуть не успели.

— Полчаса мне пел, какой я великий, потом успо­коился. Есть, говорит, дело. Золотой клад на сто мил­лионов, и ты один во всей Москве можешь его до­стать. Боровицкий холм, Кремль, самые опасные ме­ста, никто больше дороги туда не знает. Как друга, го­ворит, прошу, не как диггера... Я ему: Амирыч, успо­койся, ты же знаешь, из-за «рыжухи» я на риск под­писываться не стану, мне это просто в падлу, я чело­век творческий, артист, меня непознанное манит. Есть там непознанное, спрашиваю? Амирыч мне: вай, это древнее священное золото горцев, его какой-то там русский генерал, губернатор или типа того, отобрал и закопал. И с той поры начались всякие че­ченские войны и прочая байда. А если, значит, это священное золото вернуть на место, то все сразу ус­покоится и станет даже лучше, чем было...

— Во дает! Прикольно! А мой батя говорил, все че­ченские войны из-за нефтянки! — подал голос упитан­ный киберпанк в черных очках.

— Не перебивай, хорек, — сказал Бруно и забрал у ки­берпанка остатки бутерброда. — Так вот. Я чешу в за­тылке, мне, с одной стороны, по приколу, конечно, а с другой, не очень-то я верю в эти сказки про горское зо­лото... Тут дверь джипа распахивается, и рядом со мной садится красивая баба. Я ее сразу узнал, ну... балерину эту. Вы ее тоже все знаете, такая...

Бруно примерно обрисовал руками, какая из себя балерина.

— Села, придвинулась ко мне, дышит. Смотрит умо­ляюще. Бруно, говорит, мне Амирыч все простит, даже измену. Он не простит одного: если я не смогу угово­рить тебя пойти с ним. Готова, говорит, на все, даже... Стоп, стоп, говорю. Никаких «даже». Я люблю краси­вых баб, и бабы меня любят, актрисы всякие и балерины, с этим проблем у меня нет. Но ебать девушку моего друга я не стану, у меня принцип такой, и не уговари­вай. Она в слезы, конечно, ну а мне что теперь? Твоя взяла, говорю, Амирыч, закидываемся завтра с утреца, и чтоб не опаздывать...

Юноши с вежливым интересом слушали болтовню Бруно, иногда незаметно толкая друг друга локтями в бок: во дает, а? Кто-то даже заказал ему отбивную. Но постепенно, постепенно компания вокруг столика рас­сасывалась. Упитанный киберпанк, оставшийся без бу­терброда, тоже в конце концов заскучал и перешел за столик к Крюгеру и компании.

— Притоптал меня этот болт урезанный. Спаму на­гнал, не продохнуть, — пожаловался он.

— А что он гонит? — спросил Крюгер.

— Да про всякие дела. Про Амирыча какого-то... Как они клад чеченский искали под Кремлем...

— Чеченский клад... под Кремлем, — Крюгер весело задрал брови. — Остроумно. Кругом одни чеченцы!

— Так и есть. И с Вампирычем они почти тезки, — выглянул из-под челки Айва. — Амирыч — Вампирыч. Может точно твой родственник, а, Вампирище?

На что Вампирыч ответил с достоинством:

— Не-е. Он же этот, похоже... «черный». У меня в родне «черных» никого нет. Отец бы застрелился сразу, вы что.

— А дед твой, который за бабушкой с ружьем гонял­ся? — не сдавался Айва. — Натуральный отморозок! Он же террорист отпетый!

— Так он алкоголик был, — терпеливо пояснил Вам­пирыч. — На этой почве и гонялся. Это разные вещи. А чечены водку не пьют, я слышал...