Освобождение шпиона

Кому здесь, на глубине двести метров', понадобилось расширять дорогу, обсуждать они не стали.

Северная ветка. Отметка два-триста. Два-пятьсот. Пыльченко сфотографировал изукрашенные резьбой сваи, Леший кое-как раскорячился и подсвечивал ему сразу тремя фонарями, чтобы было меньше теней. И босые следы отщелкали таким же макаром - в про­шлый раз фотки вышли нечеткие. Черный идол с пен­таграммой стоял на прежнем месте, постамент из че­репов и костяной шалашик все так же светились перед ним нечистой гнилостной белизной. Леший понимал, что для обычного человека, человека с поверхности, зрелище как бы жуткое; Глубоко под землей, в вечной тьме — баи: кости, черепа, деревянная кукла стоит, скалится... Вон, даже у Пыльченко фонарь слегка под­рагивает в руке.

— В общем, делаем так, — скомандовал он. — Кости кладешь вниз, черепушки наверх. Каждую черепушку оборачиваешь в ветошь. Ветошь взял?

— Взял, — сказал Пыльченко.

— Иначе из них каша будет, пока доберемся. Шуцкий повесится, блядь. Тот дернулся от неожиданности, но пой­мал. Правда, взглянув на него, едва тут же не выро­нил. - Дети, блядь! Если это дети, то я - проходчес­кий комбайн!.. Приступай, Пыльченко, чего встал? Хотя нет, погоди. Давай сначала зафиксируем, как оно все было.

Они сфотографировали идола и кости. Пыльченко молча упаковал в рюкзак все, как было сказано.

— Ничего, прорвемся. Следаки сюда ни ногой, экс­перты сюда ни ногой... Не их территория, видишь ли, — ворчал Леший, у которого на отметке два-пятьсот вдруг резко упало настроение. - Ну, и прекрасно. Будете в та­ком разе до второго пришествия расследовать. Анали­тики хреновы...

Он подхватил рюкзак, помог Пыльченко забросить его за плечи.

— Все им ясно, видишь ли. Раз не ваша территория, то откуда вам знать, чьи тут кости могут быть?..

— Есть такой научный принцип, товарищ майор... Бритва Оккама называется, — проговорил Пыльченко, отдуваясь.

— А что это такое?

— Самое простое объяснение считается самым вер­ным. Это если грубо... Это я насчет вашей гипотезы, то­варищ майор. Про каких-то подземных карликов.

Леший остановился.

— Так. Ну? И дальше?

— Я думаю, что майор Евсеев прав. Хотя я не следо­ватель, не эксперт... Но простая логика подсказывает, что сперва необходимо отработать самую очевидную версию. Убийства детей — это понятно. Сейчас манья­ков и педофилов развелось до хрена. В газетах каждую неделю пишут, да по телеку показывают. Вот эту линию проверять и надо в первую очередь. А потом уже пере­ключаться на каких-то мифических существ, которых, считай, никто и не видел...

Замолчав на миг, он вежливо добавил:

— Ну, кроме вас, конечно...

Леший даже постучал пальцем по таблетке перего­ворного устройства, словно оно могло как-то исказить слова его напарника. Потом повернулся и молча поша­гал к выходу.

— Я понимаю... товарищ майор. Я и сам много чего в «минусе» насмотрелся, - бубнил сзади Пыльченко, с трудом поспевая за ним. - Я в Питер ездил, на Василь­евский остров... Там трасса есть, «Пузыри» ее прозва­ли... Там когда-то, еще в 90 -е, несколько трупов нашли, там маньяк какой-то орудовал, что ли. Я туда один спу­скался, ночью... И видел. Точно видел, вот как вас сей­час... Фигура, из снега вылепленная. Девушка. Грубо так, будто наспех... даже следы пальцев видны на лице. Но, как бы сказать... Пропорции, все такое. Мастерски сделано... Она стояла посреди коллектора. Там трубу прорвало, вода всюду, и она прямо в воде. Только вмес­то рук у нее две ветки торчали. Как у снежной бабы. А на голове...

— Ведро, — предположил Леший.

— Нет. Волосы. Будто парик нахлобучили... Тоже на­спех, криво. Я испугался здорово. Встал, фонарь держу перед собой. Холодом тянет. И вижу, как с нее снег от­валивается комьями... Это в сентябре было, товарищ майор. Плюс двадцать. Никакого снега и в помине не было.

— И что? — Леший приподнял маску регенератора, сплюнул. — Полоснул ее, суку, бритвой своей... Оккама. И пошел дальше. Всех делов.

— Мне не до этого было тогда, товарищ майор...

Пыльченко продолжал плестись сзади, говорил с трудом. Леший немного сбавил шаг.

Я потом на часы глянул. Двадцать минут стоял, как прибитый к месту. Она на куски разваливалась. Таяла. Потом в какой-то момент ахнулась в воду. Брызги...

И все. Я подошел и ничего не увидел — ни парика, ни веток этих. Там неглубоко было совсем. И течение сла­бое. Ничего не нашел...

— И ладно. Зачем ты мне это рассказываешь, Пыль­ченко? - Леший оглянулся на него с раздражением. — Ну, подшутили над тобой питерцы, слепили какую-то дуру из парафина, ветки воткнули... Думаешь, ты один такой умный? Думаешь, я бы на твоем месте не догадал­ся?

— О чем? — не понял Пыльченко. — А-а... Нет. Никто надо мной не.шутил. И парафин в воде не растворяет­ся... Да и как бы ее туда затащили? Чтобы в «Пузырь» попасть, надо четыреста метров по-пластунски... И лю­ка всего два - на входе и на выходе... Нет. Это ничего не объясняет.

— А что объясняет? - не выдержал, рявкнул Леший.