Мартин Рейте из Университета Колорадо проводил эксперименты по депривации на индийских и свинохвостых макаках. Он знал, что наблюдения Джейн Гудолл за осиротевшими шимпанзе, живущими на воле, выявили наличие «серьезных поведенческих нарушений, преимущественно тоски и депрессивных аффективных изменений». Однако вместе с другими экспериментаторами он, считая, что «по сравнению с мелкими обезьянами, экспериментам по изоляции человекообразных обезьян было посвящено мало работ», решил изучить семь детенышей шимпанзе, которые были отлучены от матерей при рождении и выращивались в искусственных условиях. Спустя некоторое время – от семи до десяти месяцев – некоторых детенышей помещали на пять дней в изолированные клетки. Изолированные детеныши кричали, тряслись и бросались на стены клетки. Рейте сделал вывод, что «у детенышей шимпанзе изоляция может сопровождаться значительными изменениями в поведении», но отметил (как вы уже догадываетесь), что требуются дальнейшие исследования[37]
.С тех пор как Харлоу начал свои эксперименты по изучению материнской депривации, в США было проведено более 250 таких опытов. Более семи тысяч подопытных животных подверглись процедурам, которые вызывали у них беспокойство, отчаяние, тревогу, общие нарушения психики и нередко заканчивались их смертью. Как показывают приведенные выше цитаты, одни эксперименты порождают другие. Рейте с коллегами ставили опыты на шимпанзе, поскольку до них с человекообразными обезьянами экспериментировали относительно мало. Очевидно, им не приходил в голову немудреный вопрос: зачем вообще проводить эксперименты по материнской депривации? Они даже не пытались оправдать свои действия какой-либо пользой для людей. Не интересовало их и наличие множества исследований осиротевших шимпанзе в дикой природе. Их позиция была проста: с животными одного вида такое проделывали, а с животными другого вида – нет, так что почему бы не поставить опыт и на них тоже? Такой подход постоянно встречается в психологических и поведенческих исследованиях. Самое удивительное здесь то, что за все эти исследования платят налогоплательщики и одни лишь опыты по материнской депривации обошлись им более чем в 58 миллионов долларов[38]
. В этом отношении (и не только в этом) гражданские эксперименты на животных мало отличаются от военных.Практика экспериментов на представителях не нашего вида, существующая в современном мире, – яркий пример видизма. Многие эксперименты причиняют животным сильнейшую боль и при этом не сулят сколь-нибудь значимой пользы людям или другим животным даже в самой отдаленной перспективе. Эти эксперименты – не отдельные случаи, а часть масштабной индустрии. В Великобритании, где экспериментаторы обязаны отчитываться о количестве «научных процедур», проведенных с животными, по официальным данным, только за 1988 год насчитывалось 3,5 миллиона таких процедур[39]
. По США нет сопоставимых данных. Согласно Закону о благополучии животных, министр сельского хозяйства США публикует отчеты о количестве животных, использованных зарегистрированными в министерстве организациями, но этот документ во многом неполон. В нем не указываются крысы, мыши, птицы, рептилии, лягушки и домашние сельскохозяйственные животные, на которых тоже ставятся эксперименты; в него не включаются животные, с которыми работают в средних школах; в нем не учитываются эксперименты, которые ставят организации, не перевозящие животных через границу штата и не получающие гранты или контракты от федерального правительства.В 1986 году Бюро оценки технологий Конгресса США опубликовало отчет под названием «Альтернативы использованию животных в научных исследованиях, тестировании и в образовательных целях». Исследователи из Бюро попытались подсчитать, сколько животных используется для экспериментов в США, и сообщили, что, по их оценке, число животных, ежегодно используемых в экспериментах в США, колеблется от 10 до 100 миллионов. Они заключили, что эти оценки не вполне надежны, но сами заявили о «как минимум 17–22 миллионах животных»[40]
.