Освобожденный любовник

Посреди сна у нее мелькнула мысль, что именно об этом она так скорбела. Этот мужчина был причиной боли в ее груди.

Вернее его потеря.

Вишес знал — совершаемое им сейчас было неправильно. Этот секс был равносилен краже, потому что Джейн не осознавала, кто он. Но он не мог остановиться.

Он поцеловал ее еще жестче, задвигался в ней с еще большей силой. Его оргазм накатил как буря, перенося его в сосредоточие тепла, обжигая жаром, который прошел лишь когда, высвобождаясь внутри нее, его член дернулся. Она кончила вместе с ним, выманивая его, продлевая удовольствие, пока он, задрожав, не упал на нее.

Он откинулся назад и посмотрел на ее закрытые глаза, погружая ее еще в более глубокий сон. Она будет думать, что случившееся было не более чем эротический сон, заманчивой и яркой фантазией. Она не узнает, кто он. Не сможет. Ее разум был сильным, и она могла сойти с ума от внутренней борьбы между стертыми им воспоминаниями и тем, что чувствовала, когда он был с ней.

Ви выскользнул из постели, вернул на место простыни и натянул одежду. У него было чувство, будто он заживо сдирает с себя кожу.

Наклонившись, он прижался губами к ее лбу.

— Я люблю тебя. Всегда буду любить.

Перед тем как уйти, он окинул взглядом спальню, затем зашел в ванную комнату. Он не мог остановить себя. Он не собирался возвращаться сюда снова, и ему необходимо было запечатлеть в памяти ее личную территория.

Наверху было больше «ее», чем внизу. Здесь все было простым и не загроможденным: ненавязчивая мебель, стены без вычурных картин. Во всем чувствовалась какая-то диковатая экстравагантность, и ему это нравилось. А еще, здесь было то же, что и в его комнате — книги. Они были везде. В ее спальне стеллажи располагались от пола до потолка, и каждый уровень был заполнен научными, философскими и математическими томами. В холле, в огромном стеклянном шкафу, хранились произведения Шелли и Китса, Диккенса, Хемингуэя, Маршана, Фицджеральда. Даже в ванной лежало несколько книг, словно она хотела, чтобы ее любимые произведения всегда были неподалеку.

И ей явно нравился Шекспир. Он это одобрял.

Да, интерьер пришелся ему по душе. Живой ум не должен отвлекаться на окружающую обстановку. Ему достаточно коллекции замечательных книг и хорошей настольной лампы. Ну, может быть, еще немного сыра и крекеров.

Ви повернулся, намереваясь выйти из ванной и увидел зеркало над двойной раковиной. Он представил, как она каждое утро стоит перед ним и расчесывает волосы. Чистит зубы зубной нитью, потом щеткой. Подстригает ногти.

Такие обычные вещи, которые люди по всей планете делают каждый день, будь то вампиры или человеческие существа: доказательство того, что в определенной прозаической деятельности эти два вида, в конце концов, не так уж сильно отличаются друг от друга.

Он готов был убить за возможность увидеть, как она это делает.

Более того, он хотел делать это вместе с ней. Ее раковина. Его раковина. Может быть, они бы поругались из-за того, что он выкинул использованную нить на край мусорный корзины, а не в нее.

Жить. Вместе.

Он подался вперед, коснулся зеркала пальцем, провел им по стеклянной поверхности. Затем заставил себя дематериализоваться, не возвращаясь опять к ее постели.

Когда он исчез, на этот раз навсегда, он знал, что если бы он мог плакать, то сейчас он бы просто разрыдался. Вместо этого он подумал о Грей Гузе, что ждал его в Яме. В ближайшие два дня он намеревался нахлестаться до «белки».

Им придется самим вырядить его в эти шелковые шмотки а-ля Хью Хефнер и держать стоя, проводя эту гребаную Праймэйловскую церемонию.

Глава 37

Наступила полночь, Джон лежал на кровати, уставившись в потолок, который был очень красивым, с большим количеством лепнины и прочей чепухи по краям, так что было на что посмотреть. Это заставило его подумать о торте ко дню рождения, вернее нет… о свадебном торте. Тем более что в центре висела люстра, окруженная причудливыми узорами, куда бы отлично вписались кукольные фигурки жениха и невесты.

По какой-то непонятной причине, ему нравилось, как все это смотрелось вместе. Он не был специалистом в архитектуре, но его тянуло к этой пышности, величественной симметрии, балансу между изысканностью и гладкостью…

Окей, возможно на этом месте, ему стоит притормозить.

Блин.

Он проснулся около получаса назад, сходил в ванную, а затем вернулся в постель. Занятий сегодня вечером не было, и прежде чем куда-то пойти, ему надо было закончить домашнее задание, но с учебником как-то ничего не складывалось.

У него было кое-что, о чем он должен был задуматься.

Это «кое-что» в данный момент лежало твердое и напряженное у него вдоль живота.

Он завис в постели, решая, сможет ли он это сделать или нет. Как это будет, что он почувствует? А если у него опять пропадет эрекция? Боже, этот разговор с Зи не шел у него из головы. Будто если у него… не получилось тогда, значит с ним что-то не так.

О, ради всего святого, он просто обязан спрыгнуть, наконец, с этого моста.