Освобожденный любовник

Дж. Р.Уорд об «Освобожденном любовнике»

Господи, с чего же начать.

Бесспорно, Вишес стал самым худшим писательским опытом за всю мою жизнь. Изложение его истории на бумаге было ужасной пыткой, когда я в первый и единственный раз подумала о том, что не хочу работать.

Все «почему» довольно сложные и запутанные, я поделюсь с вами тремя из них.

Прежде всего, каждый из братьев занимает отдельное место в моей голове, и они по-разному выражают себя и свои истории. Роф — очень властный и прямолинейный, мне приходится постоянно нестись сломя голову, чтобы угнаться за ним. Рейдж — вечный шутник, даже когда происходит что-нибудь серьезное, из него все равно где-то сбоку вылезает Гуффи161. Зейдист — скрытный, подозрительный и холодный, но мы всегда отлично ладили. Бутч — это целая вечеринка, плюс куча разговоров о сексе.

Ви? Вишес является и всегда был, уж извините за прямоту, этаким самодовольным болваном. Замкнутым в себе, настороженным хреном, который меня терпеть не может.

Переносить его историю на бумагу было сущим кошмаром. Каждое слово давалось с боем, особенно когда дело доходило до первого черновика. Большую часть времени я ощущала себя так, как будто выбиваю предложения из горной породы детским молоточком или выцарапываю их оттуда вилкой для салата.

Знаете, для меня написание черновика романа всегда состоит из двух частей. Картины, которые в моей голове направляют историю, но мне также необходимо слышать и ощущать, что происходит, пока я пишу. Обычно это означает, что я ставлю себя на место братьев или их шеллан и переживаю все сцены так, будто это события из моей жизни, независимо от того, чье мнение я выражаю. Для этого я проигрываю сцены туда-сюда, перематываю их, как DVD, и записываю, записываю, записываю, пока мне не покажется, что я охватила все по максимуму.

Вишес не дал мне практически ничего, с чем можно было бы работать, потому что я никак не могла влезть к нему в голову. Сцены, которые касались других героев, были в полном порядке, а вот те, что с ним? Как бы ни так. Я могла наблюдать за ним лишь издалека, но так как большая часть книги описывается с его точки зрения, порой мне хотелось разбить голову о клавиатуру.

Послушайте… Да, это все вымысел. Да, это все происходит в моей голове. Только вот, верите вы или нет, если я не могу глубоко погрузиться в героя, я чувствую, будто начинаю сочинять, а это очень плохо. Честно говоря, я не до такой степени умна, я не могу что-то делать правильно, основываясь лишь на догадках. Я должна побывать в шкуре персонажа, чтобы все сделать правильно, и то, как Ви захлопнул дверь перед моим носом, стало причиной всех моих творческих страданий.

Ну, в конце концов, перелом наступил. Об этом чуть позже.

Вторая причина, по которой «Освобожденный любовник» стала трудной для написания книгой, заключается в том, что ее содержание заставляло меня нервничать. Я не была уверена, что литературный рынок примет подобное. В частности меня тревожили две вещи: Бисексуальность и БДСМ (связывание, доминирование, садомазохизм). Такие темы не каждый сможет спокойно воспринять, даже с точки зрения сюжетной линии произведения, и тем более, когда это касается главного героя книги. Но это еще не все. Более того, Ви частично кастрирован и совершил насильственные действия по отношению к мужчине после того, как выиграл свой первый бой в военном лагере.

Дело в том, что сложная сексуальная природа Ви имеет влияние на его повседневную жизнь, включая его отношения с Бутчем и Джейн. Я посчитала, что для того, чтобы правильно показать его, я должна представить все его стороны.

В первом черновике «Освобожденного любовника» я настолько консервативно обыграла сюжет, что книга получилась какой-то плоской. Я очень поверхностно описала сцену связывания с Ви и Джейн, перед тем, как он отпустил ее, и я почти ничего не оставила между ним и Бутчем.

В процессе, я полностью нарушила свое правило номер два («Пиши Вслух»). И, вот сюрприз, результат получился таким же привлекательным, как кучка мертвых окуней, валяющихся на пирсе жарким летом — ничего не двигается и воняет. Я неделю или даже больше томилась, экала и мэкала, полностью посвятив себя сценам с участием Джона Мэтью и Фьюри. В глубине души я знала, что должна, в конце концов, прыгнуть с этого обрыва и обозначить некоторые границы, но была утомлена и лишена вдохновения от безуспешных усилий и попыток выяснить, что твориться у Ви в голове.

Беседа с моим редактором стала крепким пинком под зад, и я снова вернулась в игру. Мы обсудили мучавшие меня моменты, и ее позиция была проста «Просто сделай это: пиши так, как тебе хочется, и посмотрим, что получится на бумаге».

Как всегда, она была права. На самом деле, идея, которую она подала мне в тот день, была той же, что и в эпоху Темного Любовника: «Пиши по максимуму, заходи так далеко, как можешь, а уже потом мы дадим этому оценку».