Освобожденный любовник

Ви заморгал и попытался сдвинуться.

Послышался скрип кожи, и лицо Бладлеттера возникло прямо перед Ви. — Подай мне мой кинжал, мальчик. Или займешь место шлюх в яме.

Солдаты, собравшиеся позади его отца, загоготали, и кто-то кинул камень, попавший в покалеченную ногу Ви.

— Мой кинжал.

Вишес погрузил тонкие пальчики в грязь и подтащил себя к кинжалу. Находясь в двух футах от него, кинжал казался на другом конце света. Когда он, наконец, положил ладонь на него, он был настолько слаб, что ему понадобились обе руки, чтобы вытащить его из земли. Его живот крутило от боли, и когда он потянул кинжал, его вырвало украденным мясом.

Когда рвота прошла, он протянул кинжал своему отцу, который уже встал в полный рост.

— Вставай, — сказал Бладлеттер. — Или думаешь, что я должен наклониться к ничтожеству?

Ви с трудом сел и не мог вообразить, как ему удастся поднять все свое тело, если он едва поднял плечи. Он переложил кинжал в левую руку, а правой уперся в грязь, и оттолкнулся. Боль была настолько сильной, что в глазах потемнело… но чудеса случаются. Им овладело какое-то внутреннее сияние, будто солнечный свет пролился в его венах и полностью избавил от боли. Зрение вернулось… и он увидел, что рука светилась.

Сейчас не было времени удивляться. Он оторвал себя от пола, поднимаясь, одновременно пытаясь не нагружать ногу. Трясущейся рукой он подал кинжал отцу.

Бладлеттер смотрел на него какое-то мгновение, будто не ожидал, что Ви вообще поднимется. Затем взял оружие и отвернулся.

— Кто-нибудь, сбейте его обратно. Его дерзость оскорбляет меня.

Ви грохнулся ничком, когда приказ был выполнен, сияние тот час же покинуло его, и вернулась агония. Он ждал других ударов, но когда услышал рев толпы, то понял, развлечением дня станет наказание неудачников, а не его.

Когда он валялся в трясине своей боли, пытался дышать дрожащим, избитым телом, он представил, как женщина в белой мантии приходит к нему и обнимает руками. Нашептывая нежные слова, она убаюкивала его и гладила по волосам, успокаивала его.

Он впустил видение. Она была его воображаемой матерью. Которая любила его, хотела, чтобы он был в безопасности, согретый и сытый. Воистину, только ее образ оставлял его в живых, одна она приносила ему покой.

Толстяк наклонился вниз, обдавая Ви своим зловонным дыханием. — Украдешь у меня еще раз, и ты не залечишь то, что я с тобой сделаю.

Солдат плюнул Ви в лицо, затем поднял его и отшвырнул как ненужный мусор подальше от грязной койки.