— Да… хм. Знаешь, возможно, я не люблю читать. Может быть, я предпочту сражаться, как и подобает мужчине. Мужчине моего вида и моей чести. Он протянул свою мощную руку, и указал на один из кухонных очагов. — Отнеси их туда. Сожги их. На дворе зима, тепло сейчас в цене.
Глаза Бладлеттера сузились, когда Ви спокойно подошел и бросил книги в огонь. Когда он повернулся к отцу, мужчина внимательно посмотрел на него.
— Что сказал парень о твоих глазах? — пробормотал Бладлеттер. — Мне показалось, я что-то услышал.
— Он сказал: «Твои глаза… глаза… что это было?» — равнодушно повторил Ви.
Наступила тишина, из носа Ви сочилась кровь, теплой струйкой медленно стекая по губам и подбородку. Руку жгло от нанесенных им ударов, а голова раскалывалась от боли. Но это его не беспокоило. Он чувствовал в себе странную силу.
— Ты знаешь, почему мальчик сказал такое?
— Нет, не знаю.
Они уставились друг на друга, вокруг собралась толпа зевак.
Бладлеттер сказал, ни к кому напрямую не обращаясь:
— Как оказалось, мой сын любит читать. Я хочу быть в курсе того, чем увлекается мой ребенок, желаю, чтобы мне сразу же докладывали, если его опять обнаружат за этим занятием. Я посчитаю это личным одолжением, которое будет вознаграждено. Отец Ви развернулся, схватил женщину за талию и потащил ее к костру. — А теперь мы займемся состязаниями, мои солдаты! Все в яму!
Раздались довольные вопли мужчин, и толпа рассеялась.
Ви опустошенно наблюдал, как все расходятся, понимая, что не испытывает ненависти. Обычно, как только отец поворачивался к нему спиной, Вишес давал волю презрению к этому мужчине. Теперь ничего этого не было. Он испытывал то же самое, когда смотрел на книги, перед тем как их отдать. Он… ничего не чувствовал.
Ви посмотрел вниз, на парня, которого избил.
— Если ты еще когда-нибудь ко мне приблизишься, я сломаю тебе обе ноги и руки и сделаю так, что ты больше никогда не сможешь видеть. Все ясно?
Парень улыбнулся, хоть его рот и опух, словно его покусали пчелы.
— А что если я первым пройду превращение?
Ви положил руки на колени и наклонился.
— Я сын своего отца. И потому — способен на все. Независимо от своего размера.
Глаза мальчишки расширились от очевидной истины: оторванный от реальности, каким сейчас был Вишес, он мог пережить что угодно, мог сделать что угодно, и ничто не помешает ему пойти до конца.
Он сейчас был таким же, каким всегда был его отец — изнутри бездушной расчетливой машиной, лишь снаружи покрытой плотью. Сын выучил свой урок.
Глава 12