Освобождённая возлюбленная

— Я её врач. Ты привёз меня сюда, чтобы я оценил её клиническое…

— Не смеши меня.

Последовала пауза.

— Тогда какого чёрта я здесь делаю?

— Ты здесь именно по той причине, по какой я тебя ненавижу!

Это стало началом молчания… сопровождающегося её всхлипами. Она так рада видеть своего целителя, во плоти и крови. Пэйн шмыгнула носом, и мужчины одновременно повернули головы, выражение лица её целителя мгновенно сменилось, с чистой ярости на сильное беспокойство.

— Закрой дверь за собой, — рявкнул он через плечо, подойдя к Пэйн.

Смахнув слёзы с глаз, она посмотрела за своего целителя, когда он сел на край кровати. Отвернувшись, Вишес направился к выходу.

Он знал, подумала Пэйн. Больше, чем всё, что могла сделать их мать, он привёл ей того, что без сомнений вернёт ей желание жить.

— Спасибо, брат мой, — сказала она, не отрывая взгляда от Вишеса.

Вишес замер. Напряжение в нём было столь велико, что обе его ладони были сжаты в кулаки, он медленно повернул голову, его ледяной взгляд пылал.

— Я сделаю всё ради тебя. Всё.

При этих словах он вышел… и когда дверь закрылась, Пэйн осознала, что можно сказать «Я люблю тебя», фактически не произнося саму фразу.

Действия важнее слов.

Глава 20

Когда они остались наедине, Мэнни не мог оторвать взгляда от своей пациентки. Его глаза бесконечно блуждали по её лицу, шее, длинным, изящным рукам. Господи, она пахла так же, её парфюм проникал в нос, оказывая непосредственное воздействие на его член.

— Я знал, что ты настоящая, — повторил он. Боже, возможно, стоило сказать что-нибудь другое, что угодно, но он не находил слов: его переполняло облегчение от осознания факта, что он не сходил с ума.

По крайней мере, пока он не заметил блестящую пелену слёз в её глазах… наряду с полным отсутствием надежды во взгляде.

Он сделал для неё всё, что мог, и всё же провалился. По всем параметрам.

Хотя, раньше он даже не догадывался о её состоянии. Этот её брат долго не возвращался в человеческий мир потому, что дела обстояли отвратно и на этой стороне.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Когда он заглянул ей в глаза, она медленно покачала головой.

— Увы… я…

Когда она не закончила, Мэнни взял её за руку. Господи, у неё такая мягкая кожа.

— Поговори со мной.

— Мои ноги… им не лучше.

Мэнни выругался себе под нос. Он хотел осмотреть её и взглянуть на последние рентгеновские снимки… может, принять меры и отвезти её в Святой Франциск для ещё одного МРТ.

Но, насколько бы ни была важна оценка её состояния, с этим можно повременить. Сейчас Пэйн была очень уязвима эмоционально, и сначала он должен помочь ей справиться с внутренними проблемами.

— По-прежнему ничего не чувствуешь? — спросил он.

Когда она покачала головой, единственная слезинка скатилась по её щеке. Ему было больно видеть её слёзы, но, Господь его спаситель, он никогда не видел ничего прекраснее этих глаз.

— Я… вечно останусь такой? — спросила она с дрожью.

— Что ты имеешь в виду под «такой»?

— Здесь. Прикованной к кровати. — Её взгляд не просто удерживал, а прочно ухватился за него. — Я не вынесу эту пытку. Больше ни одной ночи.

Она была смертельно серьёзна, и на долю секунды Мэнни почувствовал страх, пронзивший его сердце. Может у другой женщины… или мужчины… подобное утверждение звучало бы как выражение переживаемого отчаяния. Для Пэйн? Это был чёткий план.

— Здесь есть интернет? — спросил Мэнни.

— Интернет?

— Компьютер с доступом к всемирной паутине?

— Эм… думаю, он в большой комнате, дальше по коридору. За той дверью.

— Я сейчас вернусь. Оставайся здесь.

— Куда я могу пойти, целитель? — спросила Пэйн с полуулыбкой.

— Именно это я тебе и покажу.

Поднявшись с кровати, ему пришлось сражаться с желанием поцеловать её, и чтобы остановить себя от спонтанных поступков, он поспешил к выходу. Потребовалось немного времени, чтобы найти упомянутый в разговоре Делл[50] и войти в него при помощи весьма привлекательной светловолосой медсестры, назвавшейся Еленой. Десять минут спустя он вернулся в комнату Пэйн и замер в дверном проходе.

Она поправляла косу, её руки дрожали, когда она приглаживала макушку, изучала длину, выискивая неровности.

— Тебе не обязательно делать это, — прошептал он. — Для меня ты выглядишь идеально.

Вместо ответа она покраснела и заволновалась… лучше всего, что она могла сказать.

— Клянусь, ты лишаешь меня дара речи.

Ну, от этого его мысли пошли в совсем ненужном направлении.

Уставившись на неё, он заставил свой мозг сменить направление движения.

— Пэйн, я твой врач, верно?

— Да, целитель.

— И это значит, что я скажу тебе правду. Никаких искажений или увиливаний. Я скажу именно то, что думаю, и позволю тебе принять решение… и я хочу, чтобы ты поняла, что я хочу донести, хорошо? Правда — это всё что у меня есть, не больше, не меньше.

— Тогда ты не обязан ничего говорить, ибо я прекрасно знаю, как обстоят дела.

Он окинул комнату взглядом.

— Ты выходила отсюда после операции?

— Нет.

— Значит, ты смотрела на эти пустые стены целую неделю, прикованная к кровати. Посторонние кормили тебя, купали, помогали с отправлениями организма.