Освоение Сибири в XVII веке

Среди отправлявшихся «на житьё» в Сибирь возрастает количество семейных, а также таких беглецов, которые, устроившись в «новой государевой вотчине», возвращались на родину уже законным порядком и вывозили в Сибирь свои семьи. Поток жалоб на самовольный уход крестьян заставил правительство в 1670 г. издать указ, предписывавший не принимать новых переселенцев, а беглецов высылать обратно. В Приуралье на дорогах учреждаются дополнительные заставы, в самой же Сибири пытаются проводить «сыски» беглых крестьян и холопов. Но все эти меры почти не дали результата. Их осуществле-, нию мешали и бездонные просторы Сибири, и заинтересованность местных властей в новых переселенцах. Крестьяне уходили за Урал группами в десятки человек, обходя с помощью татар и вогулов караульные посты, и совершенно терялись в сибирских просторах. Как следствие этого, в последней трети XVII в. и произошло резкое увеличение численности крестьянского населения края.

Для зауральских территорий 60 — 70-е гг. XVII в. оказались вообще весьма заметным рубежом. Видимо, как раз с этого времени русское население Сибири стало в гораздо большей мере, чем ранее, увеличиваться за счет естественного прироста, а не притока извне, и это красноречивее всего свидетельствовало о значительном улучшении условий жизни переселенцев.

В обеспечении сибирских городов и острогов продовольствием, правда, оставалось немало трудностей и во второй половине XVII в. Из них главной была задача внутреннего перераспределения выращенного в Сибири хлеба, необходимость снабжать им районы, оставшиеся из-за неблагоприятных природных условий или постоянной военной опасности «малопашенными» и «беспашенными». Это создавало ряд сложностей даже на территории самого развитого земледельческого района — Верхотурско-Тобольского. В поступавших оттуда донесениях воевод часто говорилось о приезде «всяких чинов людей» для покупки хлеба «про свою нужу». Московское правительство было в то время озабочено проблемой снабжения Восточной Сибири, поэтому в западносибирские «пашенные» города шли предписания всячески контролировать и ограничивать хлебную торговлю.

Вместе с тем центральные власти продолжали прилагать немалые усилия к укреплению выдвинувшихся далеко на восток «форпостов земледельческой колонизации», пытаясь уменьшить разрыв между земледельческим и промысловым освоением Сибири.

Это, однако, удавалось с трудом. «Трагедия русской колонизации, — отмечал крупный советский исследователь В. В. Покшишевский, — заключалась в географическом отставании земледельческого «тыла» от далеко ушедшего на восток «авангарда». Расстояние от главной сибирской житницы — Верхотурско-Тобольского района — до Якутска или Нерчинска было намного больше, чем от поморских городов до Иртыша или Оби, путь же был труднее. А собственные очаги земледелия в Восточной Сибири еще длительное время не могли полностью обеспечить ее хлебом.

И все же успехи земледельческой колонизация Сибири к концу XVII в. выглядят впечатляюще, а трудности внутреннего перераспределения «хлебных припасов» уже не идут в сравнение с продовольственными проблемами начала столетия.

Из 20 сибирских уездов лишь 3 — Березовский, Сургутский и Мангазейский — оставались «непашенными», остальные же имели возделанные поля и прочную основу для развития сельского хозяйства. Возникшие на их территории сельские поселения в большинстве своем дожили до XX в.

Показателем успехов сибирского земледелия являлось и состояние тесно связанной с ним мукомольной промышленности: с течением времени она все более совершенствовалась и укрупнялась. Известно, что вначале мельниц в Сибири не хватало. Это сильно осложняло жизнь переселенцев. Например, в Енисейском уезде в 1628 г. четыре мельницы уже не могли обеспечить потребности жителей в помоле, а раз у них не было муки, то не было и возможности печь хлеб. Как сообщалось из Енисейска, «многие служилые люди и пашенные крестьяне рожь варят кутьёю и едят». Однако к концу XVII в. в «пашенных» уездах Сибири работали уже сотни водяных мельниц (ветряных были единицы), среди которых все больше сокращалось количество простейших («мутовок») и умножалось число «колесчатых» — более сложных по устройству и более производительных.