Освоение времени

— По мне, так я тебе никогда не посоветовал бы её принимать, — не ответил на мой прямой вопрос Сарый. Он посерьёзнел лицом. — Но, — развёл он руками, — они там, у себя в институте, что-то подсчитали и решили тебе его подарить. На всякий случай, мол.

— Да что за вещица? — нетерпеливо спросил я.

— Лежит там, — Сарый кивнул в сторону комнаты. — Лежит. Я её на подушку положил.

Совсем меня заинтриговал Учитель.

На подушке лежал… лежало нечто, похожее на аккуратную миниатюрную электродрель. Я её взял, повертел в руках.

— И что это? — спросил у подошедшего Сарыя.

— Это, Ваня, лазерный бластер.

— А?.. А-а… — не нашёлся я сказать что-либо вразумительное. — Это же оружие?

— Оно… Красивая вещица?

— Оружие — не вещица, — начал я было наставлять Учителя, но во мне заговорило любопытство. Сколько я начитался о бластерах в фантастических рассказах и романах. А тут — вот он, как детская игрушка лежит. Я взял его в руки. — Как им пользоваться, покажете?

— Только не я! — воскликнул испуганно Сарый и поднял перед собой руки, как бы защищаясь от меня. — Придёт Симон, вот он и расскажет, и покажет. А меня не спрашивай.

— Когда придёт?

Учитель покачал головой.

— Торопишься? Ах, Ваня, зря они там всё это надумали. Тарзи, эти исчадия, порой, конечно, встречаются на дороге времени, но это не значит, что надо всегда в них стрелять.

— Я согласен, но почему они так решили?

— Симон придёт, вот у него и спроси.

— А Вам разве не интересно?

— Нет, Ваня.

— Вы пацифист?

— Ну, вот ещё! — искренне возмутился мой Учитель, словно я уличил его в чём-то мерзопакостном, столько экспрессии было в этом отрицании. — Зачем бы я тогда правдами и неправдами оказался в Фермопилах? А вначале в Спарте. Там же все знают друг друга в лицо. Каждый грек известен своим отцом, дядей или братьями. И втиснуться в спартанскую когорту… Нет не когорту. Это у римлян… Не помню… В общем, попасть в эти триста было нелегко… Был бы пацифистом, дома просидел бы…

С человеком не пуд соли съесть надо, а значительно больше, только тогда он раскроется для тебя с самой неожиданной стороны.

Сарый, мой Учитель — один из трёхсот спартанцев, остановивших армию персов? Ну, кто может поверить, глядя на него сейчас? Спартанцы — это же сплошные бицепсы, мощные торсы, красивые лица… Впрочем, надо сходить и посмотреть, каковы они были на самом деле. Вон чудо-богатыри Суворова были росточком, как иногда говорят, в метр, если ещё считать с шапкой и на коньках. Всё потому, что они родились и жили во времена малого ледникового периода. В то время на Земле люди все такими были.

По крайней мере, в Европе так оно и было. Будто бы в битве при Полтаве встретились две армии: русская и шведская, — так вот, средний рост шведских солдат был всего метр пятьдесят три, а русских — на сантиметр меньше. То-то Пётр Первый гигантом среди них был…

Возможно, и спартанцы — мелкота, тогда Сарый среди них гляделся богатырём.

— Ладно Вам, — перебил я поток слов Учителя. — Когда всё-таки придёт Симон?

— Вот-вот…

Симон появился отнюдь не «вот-вот».

Усталый и чем-то расстроенный. На мои вопросы отвечал нехотя, многозначительно переглядывался с Сарыем и вздыхал.

Короче, печальная встреча, бессмысленный разговор.

Симон ушёл, а я вновь остался перед выбором, куда и в какое время податься, чтобы переждать полосу ненужности ни ходокам, ни учёным из института, что в будущем.

Ни самому себе…

Часть третья ПОЯС ДУРНЫХ ВЕКОВ

О скалы грозные дробятся с рёвом волны

и белой пеною, крутясь, бегут назад.

Но твёрдо грозные утёсы выносят волн напор,

над морем стоя.

«Садко». Песня варяжского гостя.

…с шумом покорным, немолчным

волны идут на погибель.

В. Брюсов.

Последний Подарок

Здесь, под крутой скалой гор недоступности, Иван с удивлением обнаружил распашные арочные ворота.

Вначале он посчитал увиденное за галлюцинацию. Какие тут могут быть ворота?

Он протирал глаза, оглядывался, вновь всматривался и… видел то же самое — ворота. Явно рукотворные.

Арка ворот выделялась на фоне серо-невзрачного творения природы — скалы — отделкой кроваво-красным камнем. Камни со столешницу журнального столика были едва тронуты обработкой, но хорошо подогнаны. В центре каждого из них отсвечивала зеркально отполированная площадка величиной в ладони две. В глубине зеркалец просматривались какие-то причудливые знаки: в них отсутствовали прямые линии — плавные завитушки, изгибы, петли — всё это переплеталось в замысловатый узор. Узкие и высокие, явно деревянные створки ворот, сверху донизу имели оклёпку бляхами из того же камня с вытесненной или вырезанной монограммой — латинские буквы P и G.