– Да, – ответила я, успев заметить, что звонит Елена Темникова.
– Евгения Максимовна! – Голос Темниковой звучал тревожно, и я подумала, что звонки Елены Константиновны постоянно вносят какой-то нервоз.
– Да, я, – механически ответила я, думая, что на сей раз принесет общение с Еленой Константиновной.
– У меня проблемы! Я не могу дозвониться до Алексея Федоровича!
– Тоже мне проблема! – не сдержавшись, хмыкнула я. – Перезвоните попозже.
– Да вы не понимаете! – В голосе Темниковой звучало отчаяние. – Я звоню ему с самого утра, с тех пор как проснулась! А проснулась я уже в одиннадцать!
– И что? У него отключен телефон? – полюбопытствовала я.
– Хуже, – мрачно отозвалась Елена Константиновна. – Он просто не отвечает.
Меня вообще-то не очень-то это обеспокоило, Елена Константиновна же была встревожена не на шутку.
– Вы не понимаете! – повторила она с нажимом. – Мы должны были с ним ехать по делам, договариваться насчет… Насчет похорон Кристины, – со слезами в голосе сказала она. – Он обещал ровно в час быть у меня. А сам не приехал!
Я вспомнила, что мы расстались с Бабуриным примерно в половине одиннадцатого. Конечно, смерть дочери может выбить человека из колеи, но все-таки забыть при этом о ее похоронах? Или он просто банально напился до бесчувственного состояния, надеясь хоть так заглушить стресс?
– Вы домой к нему ездили? – спросила я.
– Нет, – ответила Темникова сквозь слезы.
– Ну так съездите! У вас ключи есть?
– Да, есть.
– Вот и поезжайте, – посоветовала я. – Позвоните потом.
И я нажала кнопку разъединения связи. Не хватало мне еще заниматься поисками всех членов этой квазисемейки!
Ильичев выжидательно смотрел на меня.
– Ничего страшного! – махнула я рукой. – Темникова беспокоится о своем возлюбленном.
– Ему бы самому о себе побеспокоиться, – обронил Ильичев.
– Согласна с вами, но он вообще-то уже большой мальчик и, думаю, в состоянии это сделать.
До дома мы также дошли пешком. Думая о том, что вечером нам снова предстоит утолять голод, а появляться в кафе «Элегия» было бы не очень уместно, я все-таки завернула в магазин за жареной курицей. Ильичев нисколько не пытался опротестовать мои действия. Я подумала, что еще пара дней, проведенных со мной под одной крышей, и Владимир Николаевич напрочь выбросит из головы все заморочки с сыроедением. Правда, у него могут появиться разногласия с женой на этой почве, но меня это мало касалось.
Темникова перезвонила буквально через двадцать минут.
– Евгения Максимовна! – Голос ее был напуганным, но не истерическим. – Я вас очень прошу приехать…
– Куда еще? – не сумев скрыть своего недовольства, осведомилась я.
– К Алексею.
– Да что случилось-то? – с досадой спросила я.
– Я не знаю…
– Совсем здорово! Он хоть дома?
– Я не знаю, – повторила Темникова, и ее голос упал до шепота. – Понимаете, дверь была открыта, и я вошла. А в доме тишина. Я позвала Алексея, он не отозвался. Я хотела уже подняться на второй этаж, но увидела на лестнице кровь…
Последнее слово Темникова произнесла жутким шепотом.
– Много крови? – тут же спросила я.
– Да… Да, много! – Теперь голос Елены Константиновны взметнулся вверх. – Пожалуйста, приезжайте, я просто не знаю, что делать!
– Выйдите из дома и ждите на улице, – скомандовала я. – Мы скоро будем.
– В чем дело? – уставился на меня Ильичев. – Куда еще вы направляетесь? Я думал, что мы хотя бы сегодня спокойно посидим вечером дома!
– Увы, пока покой нам только снится, – со вздохом констатировала я, убирая телефон в сумку. – Что вы так возмущаетесь, сами же наняли меня для своей защиты!
– Вот именно! Для моей защиты! – подчеркнул Ильичев. – А вместо этого мы почему-то возимся то с Темниковой, то с Бабуриным, то с их милой дочуркой!
Последнюю фразу он произнес с плохо скрываемой злостью.
– Вообще-то вы сами, принимая меня на работу, упомянули о том, что всякие теракты начались в отношении ваших компаньонов, а вы, опережая события и не желая становиться жертвой, решили подстраховаться, потому и обратились ко мне. И стоит ли объяснять, что при таком раскладе все, что происходит с вашими компаньонами, так или иначе касается вас? И решая их проблемы, я тем самым решаю и ваши? И вообще возьмите себя в руки! Вы же мужчина, черт подери, что вы сопли развесили?
Я говорила намеренно жестко и даже грубовато, поскольку знала, что на таких мужчин, как Ильичев, в ситуациях, требующих мобилизации душевных сил, полезен именно такой тон. Если начать с ними рассусоливать, они вообще деморализуются. Так произошло и на этот раз – мой тон оказался верным.
– Извините, – медленно проговорил Ильичев, доставая из кармана платок и протирая запотевшие стекла очков. – Черт знает что со мной происходит, нервы сдают! Конечно же, едем. Что там хоть случилось-то?
– Пока не знаю, – не стала я ничего рассказывать. – Будем надеяться, что все обойдется.
Увы, ничего не обошлось. Я поняла это, когда увидела натекшую на полу в прихожей темную лужицу крови, струйкой стекавшую по лестнице сверху. Ступая на цыпочках, я поднялась на несколько ступенек и обнаружила тело.