В 1965 году Р. был освобожден от обязанностей главного конструктора, а в конце 60-х ушел, фактически был изгнан из РТИ и перешел в НИИРП, где его деятельность тоже сопровождалась чередой скандалов.
Скандал с Р. вышел боком и безобиднейшему Кельзону, который лишился должности начальника отдела.
В 1970 году, после организации ЦНПО «Вымпел» и, несмотря на возражения Минца, переподчинения РТИ этому объединению, Александр Львович ушел в отставку, а 24 декабря 1974 года его не стало.
Надо, наверное, сказать несколько слов о судьбе наследия Александра Львовича за 20 с небольшим лет – от его ухода и до развала СССР и перехода РТИ в частные руки. (Сейчас РТИ является собственностью империи Е.П. Евтушенкова – АФК «Системы». От этого известия буденновец и академик А.Л. Минц, наверное, перевернулся бы в гробу, но я думаю, что реально это совсем не худший вариант для РТИ.)
За эти годы РТИ были созданы одни из самых грандиозных свершений отечественной радиоэлектроники – несколько типов РЛС систем СПРН и одна (но какая!) стрельбовая РЛС «Дон-2Н» системы ПРО Москвы.
Задачи, решаемые СПРН и системой контроля космоса, представлялись тогда (да и сейчас) вполне осмысленными. Что же касается самой идеи создания весьма сложной и разорительно дорогой системы ПРО одного города – Москвы – от не согласованной с противником модели ядерного нападения несколькими ракетами в облаке ядерных взрывов и ложных целей, то это вопрос более дискуссионный. Интересную проблему создает и невозможность проведения полномасштабных испытаний созданной системы. Последнее, по-видимому, не может не создавать особую обстановку при согласовании решений об успешном завершении создания системы ПРО.
За эти же двадцать лет в стране нарастали явления, приведшие к ее распаду. Эти явления разворачивались в радиоэлектронике вообще и в РТИ в частности, может быть, даже более ярко и выпукло, чем в других местах. Если мы хотим, наконец, хоть чему-то научиться на примере собственной истории, то эти явления надо помнить, описывать и изучать.
Мне кажется, что на послевоенные лет двадцать – двадцать пять (до конца 60-х –начала 70-х, когда еще работали знаменитые теперь «секретные академики» – создатели известной военной триады, в том числе и академик Минц) приходится вершина советских научно-технических достижений, последний рывок эпохи догоняющей, мобилизационной индустриализации, последняя попытка демонстрации конкурентоспособности советской системы, да и то лишь в сфере ВПК.
Далее – нарастающее отставание от Запада, в особенности в области радиоэлектроники и вычислительной техники.
Можно лишь порадоваться за Александра Львовича, что он уже не мог видеть, как начинает гнить и разлагаться система, становлению которой он отдал всю свою жизнь.
Причинам отставания, а затем и развала Советского Союза посвящены горы литературы. Я отмечу здесь лишь пару специфичных обстоятельств.
Где-то в середине 60-х годов произошла не замеченная в СССР техническая революция – уровень высоких технологий, востребованных рынком, стал превышать требования военных чиновников. Пример здесь показала Япония в области бытовой радиоэлектроники. Вскоре стало очевидным безнадежное отставание и в области информатики и вычислительной техники. Вспоминаю, что на фоне появления на Западе персональных компьютеров, ставших со временем бытовой техникой, у нас в РТИ режимный отдел перед праздниками стал опечатывать пишущие машинки, пытался запретить использование первых плохеньких зеленоградских калькуляторов как «неучтенных носителей секретной информации» и т.п. Само слово «персональный» несло какой-то антисоветский душок; первые отечественные устройства такого рода, о которых теперь мало кто помнит, назывались «мини-ЭВМ».
Я уже однажды описывал, как у меня в отделе появился первый в РТИ зарубежный персональный компьютер, какая была многодневная процедура оформления разрешений на право его включения, и как это разрешение было наконец получено. Это разрешение содержало пункт, запрещающий разговоры на служебные темы в присутствии компьютера (пардон, «в присутствии мини-ЭВМ»).
Риторический вопрос: длительное пребывание толкового инженера в обстановке идиотизма скажется или нет на его способностях? А такие позорные явления, как обыски?
Со временем возрастала роль бюрократии, усиливалось торжество нелепого режима секретности над эффективностью и здравым смыслом, исчезали лица, имеющие право принимать решения: все тонуло в бесконечных согласованиях всего и вся. Даже утверждающая подпись директора института и главного конструктора означала лишь право на очередной виток согласования «утвержденного» документа с военным представительством, а иногда и с собственной службой режима. Стремительно падала производительность труда. «Безработица по ту сторону проходной», «наша деятельность настолько секретна, что мы и сами не знаем, чем занимаемся», «не суетись, отдыхай; наша деятельность и так обречена на успех» – вот расхожие шуточки 80-х годов.
Конец известен.
Приведу один из множества примеров «научной деятельности».