От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская)

Пока пил чай, урок сменился на математику. Другой учитель, похожий на первого, достав доску, чертил мелом на доске примеры, а ученики по очереди решали их. Задали примеры и мне — я решил три, от самого простого до относительно сложного (конечно, тоже простого). Учитель, переведя мой ответ из европейских цифр в афганские, был удивлён и обрадован «высоким уровнем» моих знаний.

Третий учитель был географом. Этот, как и первый, доской не пользовался. Карт и других пособий у него тоже не наблюдалось, но он зачитывал с учебника. Я взял у одного из учеников тетрадку и в ней проявил своё знание географии, нарисовав схематическую карту Афганистана и сопредельных стран. Урок был безнадёжно сорван, все ученики галдели и толпились вокруг меня.

Один из взрослых высказал спасительную мысль, что неплохо бы мне осмотреть и другие школы в округе (и тем самым уберечь детей и учебный процесс от моего присутствия). Оказалось, недалеко есть ещё две школы. Со мной пошли несколько провожатых — дети, довольные, что прогуляют урок. Одна школа размещалась в ооновских палатках для беженцев, таких палаток было штук десять, каждая — отдельный класс. Навстречу мне выбежал директор школы — очень важный дяденька (как и все, в халате и с бородой), а за ним шлейфом все преподаватели, включая очень вежливого и предупредительного учителя английского языка. Вероятно, они подумали, что приехал представитель заокеанских спонсоров с инспекцией, хорошо ли используются гуманитарные ооновские палатки. Побыл я с ними минут пять, слишком уж важные все тут были, да и дети совсем заниматься не хотели, выбежали все из-под шатров, невзирая на вопли учителей. Поблагодарил и ушёл. Тут меня повели в ещё одну школу, самую понтовую, занимающую цементное одноэтажное облупленное здание. Зато над ним висел афганский флаг и портрет Карзая. Всё сооружение было рядом с дорогой, и чтобы проезжающие иностранцы видели процветание Афганистана, на стене было крупно написано по-английски:

«ВЧЕРА — склад военной аммуниции.

СЕГОДНЯ — прекрасная школа.

ПОСТРОЕНА — на деньги США.

Мин обнаружено: 3.»

В показательную школу меня не пустили. Выбежал охранник и не дал ничего посмотреть. Может быть, американцы и впрямь выделили деньги, но их растащили или использовали не так, и поэтому визит любых иностранцев без предупреждения был сюда нежелателен. Хотя я уже успел усомниться, что в этом облезлом цементном коробе с портретом и флагом находится и впрямь «прекрасная» школа. Может быть, лишь во флаге и портрете и заключалась её прекрасность, а внутренность и стыдно показать было: любуйтесь лишь проездом! Самое лучшее отношение оказалось в самой простейшей школе, куда я и вернулся за рюкзаком.

— Вы тут все такие бородатые, — похвалил я имама, — вас в городах не подозревают, что вы Аль-Каида?

— Ха-ха-ха, — засмеялся имам, — это не мы, это Буш — Аль-Каида! И этот, ваш… Путин — тоже Аль-Каида! Они и есть самая главная Аль-Каида!

Итак, я осмотрел все школы этого посёлка, сфотографировал всё, что было можно, забрал рюкзак у имама и отправился на трассу. В дорогу имам снарядил меня хлебными лепёшками, а я оставил ему в подарок дыню из рюкзака: тащить её дальше было уже невмоготу.

Я поехал.

Водитель грузовика с Пули-Хумри был внешне строг и молчалив, но внутренне был добр и старался меня одаривать: водой из родника, гелевой ручкой, грушами, обедом. Подкидывал деньги всем, кто просил их у дороги. А это были очередные «чинильщики» асфальта с лопатами, активизирующиеся при виде машин, а другие — поливающие водой неровности трассы — чтобы эти бугры были видны? Они поливали водой асфальт до и после препятствия, а после просили денег за эту важную услугу. И просто старики, старухи и инвалиды, которые также в поисках пропитания тусовались на обочинах шоссе — всех водитель одаривал, приговаривая: «афганский народ хороший, американский — нехороший».

Проезжаем посёлок Саманган.

Слева — местная воинская часть. Забор гнило-дырявый. Поверху — три-четыре ряда электрических проводов.

За забором — старые облезлые казармы. Часовые на вышках, в будочках. Развевается два флага — афганский и американский.

На облупленном здании — старые полустёртые слова:

«ДА ЗДРАВСТ…»

Доздравствовались.

Ехал и думал всякие мысли.

Спасибо Тебе, Господи, за всё, независимо от того, где я буду ночевать сегодня.

Рай — это не где-то и не когда-то. Это уже здесь и сейчас. Здесь — отстуствие беспокойства о болезнях, смерти и о времени, о деньгах, вещах и бумагах. Это бывает уже сегодня и может быть и всегда, в новой жизни.

Ад тоже создаётся сегодня, не кем-то, никто нас не наказывает: сами создаём. Сами выбираем, уже сегодня. Своими привязанностями, беспокойствами, обидами. В спешке, в жадности, в неправильном отношении к миру окружающему, к людям и к себе. Сами выбираем, сегодня и навсегда.

О том, что делать, тоже не следует беспокоиться. Ведь всё, что делается, делает нами невидимая Рука, тут важно не мешать ей.