От 7 до 70

Бедный Левкович каждый день приходил домой из школы в синяках, ссадинах и царапинах. Но последней каплей, переполнившей чашу терпения его родителей и поставившей точку в левиной школьной жизни, был совсем уж отвратительный случай.

Уж не знаю, как угораздило Леву по дороге домой из школы попасть в длинную глухую подворотню, которая вела в чужой темный двор. Может быть, он зашел туда, чтобы подтянуть свои вечно спадавшие штаны, доставшиеся ему, кажется, от старшего брата, ушедшего на войну. А, может быть, его туда затащили? Так или иначе, проходя с Вольтиком мимо этого двора, мы услышали доносившийся из подворотни громкий смех и приглушенные всхлипывания. Когда мы зашли внутрь, то увидели несколько фигур, но поначалу даже не поняли в чем дело. Подошли ближе. Их было четверо, этих длинношеих ушастых школьников в коротковатых брюках и пиджаках навырост с подвернутыми рукавами. Двое из них мочились на прижатого к стене щуплого мальчика, стараясь направлять струи ему на голову. Двое других держали его за руки, чтобы не вырывался и не закрывал ладонями лицо. Моча попадала мальчику в глаза, рот, текла по щекам и шее на рубашку, которая была уже совсем мокрая, и все тело его вздрагивало от тихих почти неслышных рыданий. Наверно, перед этим они его здорово отколотили.

Увидев нас и услышав угрожающий крик бросившегося на них Вольтика, мальчишки поспешно запихнули свои орудия пытки в штаны и убежали куда-то в глубину двора. Только теперь мы разглядели в полутьме, что их жертвой был тот самый злополучный Лева Левкович. Мы отвели его в школу, и он истерически разрыдался на глазах нашей классной учительницы. Та была страшно возмущена и тут же пошла к школьному директору, который без особого труда нашел хулиганов. Правда, те не очень-то и скрывались. А один из них, когда его стали ругать, ответил с наглой усмешкой:

– А что это такого мы сделали? Подумаешь, на жиденка пописали.

Ни классная учительница, ни директор ничего ему не ответили. И мальчишкам, кажется, так ничего и не было, даже родителей не вызывали.

Вопрос национальности был одним из самых сложных и таинственных вопросов моего детства.

Очень рано я понял, вернее, мне дали понять, что окружающие делятся не только на мальчиков и девочек, взрослых и детей, но и еще как-то, в первую очередь, на хороших своих и плохих чужих, не таких, как все остальные. Что это было за деление, я не очень-то разбирался, хотя догадывался: связано оно каким-то образом с языком. Хотя, казалось, какие это могут быть отличия, когда все вокруг говорят по русски, значит, они и есть русские.

Правда, мои бабушка с дедушкой, когда хотели от меня что-то скрыть, переходили на какой-то другой непонятный мне язык. Но зато мама и папа, может быть, и понимали бабушку, но говорить так не умели. А вот в большой многодетной семье, жившей в нашем доме на первом этаже, все, даже моя сверстница девочка Сара, постоянно говорили на странном, нерусском, языке.

Как-то, еще пятилетним малышом, я вышел погулять, а во дворе никого из ребят не было. Мне было скучно, и я вдруг придумал чем развлечься. Я подбежал к открытым окнам этих соседей и стал громко кричать:

– Сколько время? Два еврея – третий жид, по веревочке бежит. Веревочка лопнула и жида прихлопнула.

Этой дразнилкой меня нередко дразнили и самого.

Прошло много времени, пока я узнал, что эти "не наши" Исмаиловы были татарами.

Зато теперь, в войну, мне хорошо обьяснили, кто я такой есть.

УРАЛЬСКИЙ ГОРОД ЗЛАТОУСТ

Вскоре мы с мамой переехали на время в небольшой уральский город Златоуст, где мой отец работал на военном заводе, изготовлявшем сабли, кортики и другое холодное оружие.

Город теснился в межгорной долине, окруженной невысокими лесистыми горами, которые спускались к берегу красивого озера Ай и речке с тем же названием. По этому поводу рассказывали такую незамысловатую побасенку. Проезжает через город поезд и останавливается на железнодорожной станции. Пассажир выглядывает в окно и спрашивает стоящую на перроне старушку:

– Бабушка, что это за озеро?

– Ай, – говорит старушка.

– Я спрашиваю, – повторяет приезжий, – как назывется ваше озеро?

– Ай, – отвечает опять старушка.

– Совсем не слышит, старая, – вздыхает пассажир.

В отличие от Куйбышева, население которого в войну увеличилось почти вдвое, Златоуст мало принимал эвакуированных, и у нас в классе иногородних было всего несколько человек. Местные ребята, нам, столичным зазнайкам, казались поразительными невеждами. Например, дожив до своего десяти-двенадцатилетнего возраста, они не знали, что такое метро или детекторный радиоприемник, никогда в жизни не видели электрического утюга и заводного игрушечного автомобиля.

Эти дети никогда не пробовали винограда и мандарин, арбуза и дыни, не представляли себе как выглядят персики и абрикосы. Помню, одному моему однокласснику я обьяснял вкус апельсина с помощью травы, называвшейся Кислицей. Это удивительное растение, росшее повсюду, в зависимости от своей толщины, высоты и возраста напоминало то лимон, то банан, то еще какой-нибудь фрукт.