От 7 до 70

Однако главной их заботой и их самым важным достижением был массовый отлов так называемых спекулянтов. Этим кодом обозначались тысячи наиболее активных жителей округи. В основном это были шустрые востроносые старики и старухи – простояв в многочасовых магазинных очередях, они втридорога продавали потом на рынке колбасу, мясо, водку, кофточки и платья.

Ими в основном и было переполнено каменное двухэтажное здание милиции, куда мы с мамой пришли искать правду. Спекулянты стояли во дворе большой плотной толпой, и их партиями по пять – семь человек отводили в кабинеты разных милицейских начальников или чаще всего просто выставляли за ворота. А пока они громко негодовали, доказывая свою невиновность, кричали, плакали, ругались, крепко прижимая к себе сумки, мешки и авоськи с непроданным товаром.

Взяв меня за руку, мама прошла мимо этой толпы и решительно открыла дверь с табличкой "Дежурная часть". Здесь в отличие от двора было пусто. По трем стенам стояли длинные деревянные скамейки, а четвертую сторону занимала остекленная стойка, за которой сидел мордастый рыжеватый лейтенант и громко разговаривал по телефону.

– Ничего, ничего, я в субботу выходной. Жди. Приду к тебе. Побалуемся. – Увидев нас, он приложил ладонь к трубке, но кричать не перестал. – Ничего, что старая. Какая ты старая, чего ты? Все нормально. Что, что? Плохо слышно. Да не надо никаких чистых простыней. Не выпендривайся, лучше закуску готовь, огурчики там малосольные, грибочки. Бутылку я сам принесу, у меня стоит початая. Ладно, ладно, кончаю говорить. У меня тут люди.

Положив трубку, лейтенант уставился на нас невидящим взглядом, глубоко погруженным в свои, трудные, но приятные заботы. Как только мы вошли, я сразу узнал его. Да, это был тот самый Данилов. Я дернул маму за рукав и спросил шепотом:

– Ты помнишь его?

– Конечно, это же тот твой "друг". – И добавила задумчиво: – Кажется, нам повезло.

Это случилось зимой, пару лет назад, когда я, как теперь мне казалось, был еще маленьким. Большинство зимних ребячьих игр в нашем дворе были злыми и глупыми. Например, какого-нибудь слабака, неумевшего дать сдачи, могли повалить на землю и «накормить холодком» – то-есть, запихать в рот горсть грязного снега со льдышками. Или заставить лизнуть на морозе железный столб, от которого отодрать язык можно было только с кровью.

В противположность этим диким забавам, кроме, пожалуй, игры в снежки, было еще одно благородное занятие – катание на коньках. Оно отличалось от всего остального тем, что требовало, во-первых, самих коньков, которые были далеко не у всех, а, во-вторых, умения. Надо сказать, я в этом деле преуспевал. У меня были не какие-то там малышовые "снегурки", как у других, а настоящие взрослые "гаги". Правда, они тоже одевались на валенки и привязывались веревкой, которая закручивалась для крепости обыкновенной щепкой.

Со временем у нас, мальчишек, появилась новая мода – использовать тяговую силу автомобилей. Движение на улицах было слабое, машины ходили медленно, и мы, уцепившись за задний бампер легковушки или кузов грузовика, лихо прокатывались на коньках по мостовой несколько десятков метров, а то и целый квартал. Более изобретательные пользовались сделанными специально для этой цели проволочными крюками, ими было очень удобно цепляться.

В тот злополучный день я выпросил у одного из уходивших домой мальчишек с нашего двора именно такой крюк. Он был длинный толстый, изготовленный, наверно, каким-нибудь взрослым умельцем, наверно, специалистом слесарем. Я бережно взял крюк в руки, протер варежкой, очистив от налипшего снега и сказал его владельцу:

– Ты не бойся, ничего с ним не будет, я его не потеряю. Покатаюсь немножко и сразу тебе верну.

– Смотри, осторожнее, не сломай, а то меня папка заругает, – предупредил тот.

Я выкатился на заснеженную оледенелую мостовую и стал ждать. Вот из-за поворота показалась порожняя сильно громыхавшая полуторка со старым подержанным досчатым кузовом. Она медленно, как бы, дразнясь, поехала в мою сторону. Было ясно, что это то самое, что мне нужно. Я прокатился немного рядом, потом заехал машине в тыл и, сильно выбросив крюк вперед, зацепил его за кузов.

О, какое это было наслаждение! Под завистливые взгляды мальчишек и восторженные возгласы девчонок я, гордо подняв голову, проехал мимо нашего дома, потом соседнего, потом еще одного, второго, третьего. Вот уже проплыли мимо магазины "Булочная" и "Продтовары", скрылась из виду кучка смотревших мне вслед ребят, и вдали уже показалась Преображенская площадь. Хватит, пора было возвращаться.

Но что это? О, ужас! Я не мог выдернуть крюк из кузова машины – он застрял в щели между досок. Чем больше я его дергал, тем больше он застревал. Я был в отчаянии. Что делать? Не мог же я бросить чужой крюк. И отцепиться у меня не получалось.

А машина уходила все дальше и дальше от дома и не останавливалась, а только прибавляла ход. Прохожие на тротуаре провожали меня косыми укоризненными взглядами и восклицаниями типа:

– Вот хулиган какой!

– Безобразие!

– И куда это милиция смотрит?