От Адъютанта до его Превосходительства

Эту сцену потом снимали на «Мосфильме» в павильоне с дрессированным тигром Вальтера Запашного. Это был знаменитый тигр, снимавшийся еще в «Полосатом рейсе». Когда я вошел в павильон с бутафорской тайгой и тропинкой, по которой мы должны были пройти, и узнал, что туда приведут тигра, то заволновался. По сценарию Мунзук должен стрелять в тигра и промахиваться, потому что Дерсу уже стал слепнуть. Смотрю, входит Запашный, держит за ошейник тигра. Я его спрашиваю: «Он все сделает, как надо, ведь Мунзук будет в него стрелять, а он после этого должен подпрыгнуть и убежать от нас?» Запашный отвечает: «Я ему все объяснил, он все это сделает». Началась съемка. По-моему, там собрались корреспонденты со всего мира. С одной стороны встал Запашный, с другой стороны, за нами, его жена. Началась съемка. Мы пошли, ноги у меня дрожали. Вижу, на нас идет огромный тигр, Мунзук вскидывает ружье и стреляет. Тигр подпрыгивает и убегает. Аплодисменты. И вдруг говорят: «Надо сделать еще дубль». Дело в том, что мы снимали на нашей пленке, фильм широкоформатный, и у японцев не оказалось для него подходящей пленки, а может быть, наша обходилась дешевле. Одним словом, решили подстраховаться и снять еще дубль. Я взмолился, говорю: «Товарищи родные, у меня дочка растет. Что вы делаете? Он в первый раз не знал, что в него будут стрелять, но теперь-то он знает». И с мольбой смотрю на Запашного. Тот абсолютно спокоен. Начали опять снимать. То же самое. Мы вышли, он на нас идет. Мунзук вскидывает ружье, стреляет, тигр подпрыгивает и убегает. Я до сих пор не могу этого объяснить. Славу Богу, все так благополучно получилось.

Была своя история и с медвежонком Машкой. Ее привели к нам охотоведы, у которых она жила. Мы ее кормили, она к нам привыкла. Съемки с ней все откладывались, но нам обязательно надо было снять эпизод с ней до снега, потому что тогда медведь должен залечь в берлогу. Наконец настал день съемок. Эпизод такой — идет отряд Арсеньева и видит на полянке медведя. Кто-то из отряда хочет его убить, но Арсеньев останавливает. Медведь должен залезть на дерево, а мы пройти мимо. Вот, собственно, и все. Загона уже не делали. Решили так: если она на нас нападет, придется ее убить. С нами пошел охотник с ружьем. Машку привезли в тайгу. Выпустили из клетки, клетку убрали. Машка вышла. Стали снимать. Раз прошли, два прошли. Она спокойно на нас смотрит. Чтобы она залезла на дерево, помазали его сгущенным молоком, которое она обожала. Машка залезла на дерево. Ее сняли крупно. Сели в автобус. Попрощались с ней, а она за нами бежит. Так и не захотела уйти в тайгу, привыкла к людям. Пришлось опять посадить ее в клетку и увезти в Арсеньевск. Такая вот история.

Я могу рассказать об этом фильме многое. Например, как-то в бухте Ольга снимали очень сложный эпизод — по горной реке несется плот, на котором Арсеньев и Дерсу. Дерсу видит впереди валуны, сталкивает Арсеньева в воду, потом прыгает сам. Плот нещадно болтало. Был сентябрь месяц, вода ледяная, а проплыть надо метров пятнадцать. Я ударился о камень, но, поскольку вода очень холодная, ничего не почувствовал, а вечером заметил, что вся нога у меня стала черной. Я не обратил на это внимания. Пошел на съемки, но как только надел рюкзак и сделал шаг, тут же упал. Оказалось, я порвал себе мениск. Потом две недели снимался в гипсе. Такие истории, наверное, может рассказать каждый артист. Такая у нас дурацкая профессия.

Уходило время — уходила натура, но Куросава старался выбрать такие места, чтобы мне легче было идти.

Вспоминается еще один случай. Недалеко от Ар-сеньевска снимали сцену, когда солдаты, выпив водки, привязывают в тайге бутылку к дереву и стреляют по ней. В веревку никто попасть не может. Тогда Дерсу говорит: «Нехорошо это. В тайге звери ходят, они могут на стекло напороться». Выстреливает и срубает веревку. Позвали охотников. Они пытались попасть в веревку — никак. Тогда я сообразил почему — они стреляли пулями. Я решил действовать иначе — стрельнуть дробью. Поехал в гостиницу, взял свою двустволку, зарядил ее, вернулся и говорю: «Дайте мне один дубль». Мне разрешили — и я с первого раза перебил веревку. Куросава это оценил. Он сказал: «Соломин-сан хорошо стреляет».

У меня сложилось такое впечатление, что Куросава-сан (так мы к нему обращались) владеет всеми профессиями, необходимыми на съемочной площадке. Случалось, он ходит по площадке с молотком в руке, видит плохо прибитый гвоздь, подходит и «добивает» его. Спокойно. Незаметно. Скромно.