От Адъютанта до его Превосходительства

Когда же он вместе с Весником заново поставил «Ревизора», то Хлестакова играл уже Виталий Соломин, а Юра как-то ввелся вместо заболевшего артиста на роль Хлопова. Я смотрел спектакль из зала — это было потрясающе. Он придумал массу смешных вещей. Я помню сцену, когда он буквально падал от страха, помню, как съедал «сигару», сооруженную из сосиски, — это тоже его придумка. Хохот в зале не умолкал.

Сколько ролей он сыграл — и не перечесть. Это целая галерея людей разных эпох, различных характеров, но они всегда интересны по замыслу и виртуозны по воплощению. Мне довелось играть с ним не к одном спектакле, и во всех он был идеальным партнером — всегда в ударе, в полной творческой сосредоточенности, будь это на премьере или на двухсотом представлении.

Первой ролью в кино стал для него герой фильма «Бессонная ночь». Там играл звездный состав, нс Юра тем не менее не потерялся.

Звездным часом для него стал, конечно, фильм «Адьютант его превосходительства». Еще до того, как он вышел на экраны, я услышал от одной женщины, что там занят очень красивый артист из нашего театра. Я даже не сразу сообразил, кого она имеет в виду, хотя и знал, что Юра там снимается. Когда же картину показали по телевидению, это стало потрясением для всех. Пока фильм показывали, улицы вымирали. Казалось бы, кого может удивить фильм о советском разведчике, засланном во вражеский тыл. Но такого разведчика мы еще не видели. Кольцов Соломина умен, образован, обаятелен. Ему веришь безоговорочно. Не знаю, как эго Юре удалось, но он нигде ни разу не взял фальшивой поты. Его игра наполнена тем, что называется «обыкновенным чудом». Успех был ошеломляющим. Уборную Юры завалили письмами. Помню, театр отправился на гастроли в Одессу. Приехали мы ночью. Шел проливной дождь, но на перроне была толпа народу, и притом, что у нас в труппе звезд достаточно, все мимо них с букетами ринулись к Соломину.

Лучшие его театральные и кинематографические работы покоряют некоей тайной, которая не поддается разъедающему анализу.

Я хотел бы пожелать Юре, чтобы «обыкновенное чудо» продолжалось, чтобы он и дальше никогда не брал фальшивой ноты и никогда не изменял походки.

ОН ВЫДЕЛЯЛСЯ ИЗ ГРУППЫ

Рассказывает Виктор Коршунов

С Юрием Соломиным мы знакомы очень давно. Когда он был еще студентом, я начал преподавать в училище. Я наблюдал за студентами, и Юра уже тогда обращал на себя внимание. Он как-то выделялся из группы своей индивидуальностью — был каким-то очень светлым, интеллигентным. Чем-то очень напоминал Жерара Филипа. Но при всей хрупкости, скромности и такте в нем уже тогда ощущался твердый характер.

В выпускном спектакле «Чайка» он играл Треплева. Вера Николаевна Пашенная, по-моему, очень точно выбрала для него именно эту роль. Я помню тот спектакль и того молодого, безумно талантливого, одержимого Треплева — Соломина.

Когда его приняли в театр, А?щрей Александрович Гончаров к Международному фестивалю молодежи выпускал спектакль «Когда горит сердце» Виктора Кина. Я играл там Матвеева, а Никита Подгорный — Безайса. Во втором же составе Матвеева играл Виктор Борцов, а Безайса — Соломин. Так сложилось, что как-то вместо Подгорного со мной в паре стал играть Юра. Так мы познакомились в работе. Оказалось, что он актер очень трепетный, искренний и жадный к работе. Матвеев по пьесе человек суровый, замкнутый, а Безайс — открытый, с юмором. Вместе с тем они связаны кровно. На них двоих держит-ся весь спектакль, поэтому от взаимопонимания партнеров зависит многое. Если бы у нас не возниклс взаимопонимания, спектакль бы не получился. Нужно учитывать, что Никита Подгорный был уже известным актером, причем актером очень ярким, и играть его роль человеку молодому, едва переступившему студенческий порог, сложно и ответственно. Нс он с этим справился.

Через какое-то время Соломин сыграл в «Ревизоре» Хлестакова. Назначение Юры на эту роль былс очень смелым, даже я бы сказал, дерзким поступком Игоря Владимировича Ильинского, но очень точным. Юра прекрасно играл, неожиданно и смешно. При его положительном обаянии он вызывал симпатии. В нем переплеталось все — получался необыкновенно интересный коктейль. Я помню его первый выход. Он стоял в дверях — хрупкий, красивый и очень трогательный. В нем было что-то мальчишеское, даже детское. Его сразу становилось жалко, и это придавало образу необычный оттенок.