От Алари до Вьетнама

— Из него, — авторитетно заявил дед, — по зверю можно сделать пять выстрелов. Такое ружье следует заряжать так: первый патрон — трехрядной картечью, второй — двухрядной, третий, четвертый и пятый — жаканами.

Барданай замолчал. Но мне уж очень хотелось дослушать его рассказ, и я не отставал от деда, пока тот не уступил:

— В канун рождества охотники решили погонять косуль в тайге, вдоль реки Белой. На первом же загоне я уложил двух косуль. Соседи ранили трех, но их косули скрылись в тайге. Стали собираться домой. Тут я на радостях так расхвастался, что поставил ружье между колен вверх дулом и, не заметив этого, полез в карман за трубкой. В этот момент ружье неожиданно выстрелило. С криком «Убили» я упал. Рука оказалась вся в крови. Пришлось мне праздновать рождество на больничной койке. Через месяц рана уже зажила как на собаке, но я так и остался на всю жизнь сухоруким.

Другой случай произошел с дедом в тайге на солонцах. Напарником у него был охотник, готовый слушать его байки часами. И дед сам увлекся так, что за разговором не заметил, как зашло солнце, а когда спохватился, на дворе было уже темно. А надо было еще верст пять с гаком добираться до засады.

Дед решил бежать коротким путем, через заросли малинника. В темноте чуть было не сбил с ног медвежонка, который, зарычав, забрался под куст. И тут на его пути встала огромная медведица. Дед замер, а медведица так двинула его лапой, что Барданай полетел кубарем в кусты, выронив ружье. Медведица кинулась на деда, но тот не растерялся: успел зажечь сразу несколько спичек. Это спасло его от верной гибели: медведица испугалась и скрылась в лесу вместе с медвежатами.

Дед, придя в себя, разыскал ружье, благо оно валялось неподалеку, и острастки ради выстрелил два раза в сторону убежавшей медведицы.

Долго потом Барданай проклинал медведицу за любовь к малине, а себя — за болтливость. Щека, распоротая медвежьими когтями, не заживала более двух месяцев.

Вообще-то Барданай был не трусливого десятка. Отличался он и громовым голосом — один мог перекричать целую компанию охотников, хотя ростом не вышел и казался неказистым.

Охотничал он с малолетства, прекрасно знал тайгу, повадки хищных и пушных зверей и любил рассказывать об этом. Надо признать, что и рассказчиком он был отменным. И на этот раз дед так заговорил меня, что пришлось уже в сумерках бежать до засады с тяжелым ружьем и овчинным тулупом. Я все же успел до темноты добраться до сруба и расположиться в засидке. Закрепил ружье в бойнице, уложил тулуп у ног, а патронташ пристроил на коленях. Так, не шелохнувшись, просидел я до рассвета, но к засидке никто не подошел. Под утро меня стал одолевать сон, и я задремал, а проснувшись, увидел трех изумительных по красоте косуль, которые, опустившись на колени, лизали соленую землю.

Косули подошли так близко, что я мог бы одним выстрелом уложить их всех, но дед предупреждал меня, что с засады по косулям стрелять не положено: пропадет приманка. Наказ деда был для меня законом, и я только полюбовался косулями. Они ходили у засидки до самого восхода солнца, а потом гуськом углубились в заросли боярышника. Изюбра я так и не дождался.

Утром несолоно хлебавши, испытывая двойное чувство — удовлетворение от того, что не убил этих прекрасных животных, и досаду, что упустил богатую добычу, — пошел в шалаш. Оттуда вкусно пахло вареным мясом. Дед вышел мне навстречу, как-то странно поглядывая и пощипывая при этом свою козлиную бородку.

— Ну что, заявился, главный охотник? Как дела?

Я рассказал деду, что косули до утра лизали соль, а я тихо наблюдал за ними. Дед успокоил меня. Если на приманку вышли косули, значит, завтра надо ждать главную добычу — изюбра.

Я спросил деда, где он добыл свежего мяса.

— Да вот, из засады подстрелил косулю.

Я удивленно посмотрел на него.

— Но ведь ты еще вчера вечером строго наказал мне не стрелять косулю из засады!

Дед, замявшись, ответил, что его засада слишком близка от шалаша и поэтому «недобычлива». Другое дело — моя, расположенная на перекрестке звериных троп.

Поведение деда показалось мне странным, но я не стал допытываться, а лишь с ехидцей поддел его, заявив, что во всем следую его наставлениям.

Дед понял это по-своему и дал очередной совет:

— В засаде не курить и не кашлять. Стрелять только в изюбра с большими ветвистыми рогами, но не в медведя и не в косуль. Изюбру целиться в левый бок, под лопатку, и не горячиться. При стрельбе курок спускать мягко, без рывка. Тогда все будет отлично.

Мы пообедали и устроились на отдых в шалаше. Дед опять принялся развлекать меня охотничьими байками и рассказами о своих похождениях в молодости. Со смехом поведал он о том, как ухаживал сразу за тремя девушками и всем обещал жениться. Невесты, узнав о его проделках, чуть было не утопили Барданая в реке. Дело было летом, река обмелела — только это и спасло неудачливого ухажера.

Вечером я опять чуть было не опоздал на засаду. Наступили сумерки. Я отправился в путь, навьючив на себя снаряжение. К вечеру жара не спала, в тайге было очень душно, и я хлебнул ледяной воды из родника.