Читаем От Андропова к Горбачёву полностью

Не умаляя значения уникальности «польской модели», все же надо сказать, что ее основные идеи все-таки «экспортные» из СССР: и самиздат и диссидентское движение и забастовки, и даже попытки создать свободные профсоюзы пришли из СССР. Но поляки сделали то, до чего не додумались в СССР: польская интеллектуальная оппозиция с самого начала ушла в рабочие массы, поставив себя на службу польского рабочего класса как его защитник, как его информационный рупор и вожак. Первоначально польский диссидентский комитет так и назывался: «Комитет защиты рабочих». Вполне возможно, что хорошо изучившие Ленина польские интеллектуалы внесли (за это на них и бесятся в Кремле) в польский рабочий класс две ленинских идеи почти восьмидесятилетней давности («Что делать?»), которые, однако, никогда не были так актуальны, как сегодня, и именно в странах советской империи: во-первых, идея организации, во-вторых — идея привнесения извне интеллектуалами политического сознания в рабочий класс. Ленин писал в той книге: «Сила рабочего класса в организации. Без организации масса пролетариата ничто». В другом месте: «Пролетариат не имеет другого оружия в борьбе за власть, кроме организации». В заключении: «Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию». Как раз в этой же работе Ленин выдвинул и свой знаменитый тезис: сам по себе рабочий класс не в состоянии выработать какое-либо политическое или социал-демократическое сознание, это сознание должны привнести извне буржуазные интеллигенты, какими и были, по Ленину, Маркс и Энгельс. Если в Польше во время «мирной революции» 1980 г. обе идеи Ленина повернулись против его же наследства, то это только доказывает правильность организационных идей Ленина. Отказываться от использования правильных идей только потому, что их сформулировал ваш враг, это все равно, как если бы феллах упорно отказывался пересесть с верблюда на машину на том основании, что ее изобрел гяур. Вернемся к условиям в СССР. Грубо говоря, в советских условиях интеллектуалу нужна свобода, а рабочему — хлеб. Если бы удалось сочетать борьбу за свободу с борьбой за хлеб — то это привело бы в движение весь советский рабочий класс. Социальные компоненты не только мотивируют, но и играют роль революционных дрожжей в движении угнетенных масс. Советский интеллектуал хочет свободы предлагать правительству разумные альтернативы, поэт хочет свободы писать стихи как ему заблагорассудится, даже танцор хочет свободы танцевать без указок «балетмейстеров» из Политбюро. Желания советских рабочих более прозаические — они хотят накормить свои семьи досыта и жить в человеческих условиях. «Классовые» интересы здесь — разные, но источник всех бед один: советская тоталитарная тирания. Поэтому та стратегия освободительного движения имеет шансы на успех, в фокусе которой находятся невиданные в старой России и невозможные на сегодняшнем Западе кричащие социальные контрасты в новоклассовом коммунистическом обществе — с одной стороны, жизнь в изобилии и роскоши миллионного партийно-бюрократического класса, с другой стороны, прозябание в нищете широких слоев трудящейся массы.

Что господствующий партийно-бюрократический класс железной стеной оградился от простых людей и ревниво оберегает свои привилегии, это понятно, но страшно и непонятно молчание народной интеллигенции. Ведь даже в западную литературу слово «интеллигенция», как социальная категория, пришло из старой России, под которым подразумевали людей, посвятивших свою жизнь служению народу. Сама русская литература была значительна не только художественным гением, но и великим гуманизмом ее творцов. Она формировала социальную совесть общества, порицая несправедливости и разоблачая пороки социальной системы. А советская литература, взяв на себя позорную роль «подручного» партии, превратилась в ее «агитпроп», и тем самым обрекла себя на бесплодие. Когда же из ее среды появился первый раз классик-гуманист, гениальное перо которого воздвигло бессмертный памятник многомиллионным (самим режимом признанным невинными] жертвам «Архипелага ГУЛага», то его изгнали из страны под торжествующий вой Союза советских писателей. Когда великого гуманиста советской эпохи, академика с мировым именем, ученого и общественника загоняют в горьковскую клетку тюремщиков, то интеллектуальный мозг страны — Академия Наук СССР — осуждает не партийных тюремщиков, а своего члена. Когда профессора военной Академии, заслуженного генерала Отечественной войны, после многолетних истязаний в психтюрьмах, коварно выставляют из страны, верхи советского офицерского корпуса не только не протестуют против произвола жандармов КГБ, но еще лижут им пятки, а ведь в той же старой России армейские офицеры даже руки не подавали жандармским офицерам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев политики
10 гениев политики

Профессия политика, как и сама политика, существует с незапамятных времен и исчезнет только вместе с человечеством. Потому люди, избравшие ее делом своей жизни и влиявшие на ход истории, неизменно вызывают интерес. Они исповедовали в своей деятельности разные принципы: «отец лжи» и «ходячая коллекция всех пороков» Шарль Талейран и «пример достойной жизни» Бенджамин Франклин; виртуоз политической игры кардинал Ришелье и «величайший англичанин своего времени» Уинстон Черчилль, безжалостный диктатор Мао Цзэдун и духовный пастырь 850 млн католиков папа Иоанн Павел II… Все они были неординарными личностями, вершителями судеб стран и народов, гениями политики, изменившими мир. Читателю этой книги будет интересно узнать не только о том, как эти люди оказались на вершине политического Олимпа, как достигали, казалось бы, недостижимых целей, но и какими они были в детстве, их привычки и особенности характера, ибо, как говорил политический мыслитель Н. Макиавелли: «Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духом».

Дмитрий Викторович Кукленко , Дмитрий Кукленко

Политика / Образование и наука
Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука / Триллер
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное