От Андропова к Горбачёву

Представьте себе следующую картину: приезжает, скажем, делегация откуда-нибудь из Латинской Америки, Азии или из Африки в СССР, чтобы посмотреть, как большевики разрешили национальный вопрос. Делегация посещает кавказские и среднеазиатские советские республики. Что она видит на месте? Во всех национальных республиках она видит одно и то же: у них свои «парламенты», свои Советы министров, свои Центральные Комитеты национальных компартий. Во главе всех этих органов верховной власти без исключения стоят представители самой коренной национальности, хотя государственный язык у них — русский. В учреждениях восседают националы, в магазинах торгуют националы. Уличное движение тоже регулируют милиционеры из коренной национальности. Нигде делегация не встречает ни солдат советской армии, ни войск КГБ и МВД. После всего виденного и услышанного от представителей «национальных» правительств об их «великих свободах» и «суверенных правах» члены делегации берут в руки «Конституцию СССР» и конституции данных республик и приходят к выводу: советские союзные республики действительно суверенные государства, которые объединились с советской Россией в одно союзное государство. Они прочли и нечто совсем новое для них. Оказывается, согласно статье 72 «Конституции СССР», любая из этих республик имеет «право свободного выхода из СССР». Так как эти делегаты не знают, что кто хотел бы воспользоваться этим правом, тот был бы немедленно арестован, то они решают: никакого советского империализма нет, Москва здесь вообще не присутствует, судьбы своих народов вершат независимые и свободно избранные народами парламенты и назначенные ими правительства. Делегация гостей видела лишь национальный фасад советской империи, но она не видела и не могла видеть ее неоколониальное нутро.

Механизм советского империализма настолько рафинирован, замаскирован и сложен, что понять его могут только те, кто испытывает его ярмо на собственной шее. Исторические уроки эволюции этого механизма — зловещее предупреждение как раз для народов в странах третьего мира, куда направлено главное острие советской политики глобальной экспансии. Они сейчас приобрели независимость и национальную аутентичность, но если победит коммунизм во всем мире, то они потеряют и то и другое. Даже язык у них будет английский или русский. Ведь это Ленин писал, что при коммунизме «Всемирным языком, может быть, будет английский, а, может быть, плюс русский». (Ленин. ПСС, т. 24, стр. 387]. Здесь поучителен опыт СССР.

Национально-колониальный вопрос относится к тому комплексу тактико-стратегических «новшеств», что внес Ленин в учение Маркса о революции. Ленин радикально перевернул марксово понимание истоков и маршрута «мировой пролетарской революции» как раз на основе разработки концепции об использовании крестьянского и национального движения как союзников пролетариата в революции. В теории Маркса, как известно, пролетарская революция начинается в передовых индустриальных странах с большинством пролетарского населения, перебрасываясь потом в другие страны и колонии, а у Ленина наоборот — мировая революция начинается в «слабом звене империализма», каким могут быть и среднеразвитые капиталистические страны плюс колонии, и только потом она распространяется на передовые страны Запада. Что же касается взглядов Маркса на характер и природу национального освободительного движения, то они были «внеклассовые», то есть антимарксистские. Вот яркий пример. В юго-восточной Европе, зависимой от империй — Российской, Австро-Венгерской и Оттоманской — существовали, по Марксу, «реакционные народы» и «революционные народы». Поляков и венгров, которые боролись за свою независимость против России, он считал «революционными народами», а чехов и южных славян (Болгария, Югославия), которые тоже боролись за свою независимость против Оттоманской и Австрийской империй, но пользовались при этом поддержкой России, он называет «реакционными народами». (Конечно, сегодняшние советские «марксистские» историки очень хвалятся этой помощью царской России «братским славянским народам» в их борьбе за национальную независимость). Если по Марксу «пролетарская революция» есть неизбежное следствие автоматического краха высокоразвитого капитализма, то Ленин молчаливо признал и эту теорию утопической, считая, что «пролетарская революция» сама по себе никогда не случится, но ее можно и нужно организовать даже в такой стране, как Россия, в которой к 1917 г. индустриальный пролетариат составлял только 2,5 %, а крестьянство — 80 %, при условиях: 1) заключение союза пролетариата с крестьянством (по Марксу крестьянство «реакционный класс», см. «Коммунистический манифест»); 2) привлечение к этому союзу нерусских народов Российской империи («Революция в России не победила бы и Колчак с Деникиным не были бы разбиты, если бы русский пролетариат не имел сочувствия и поддержки со стороны угнетенных народов бывшей Российской империи». — И. Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. политической литературы, Ленинград, 1952, 2-е издание, стр. 52).