От Анны де Боже до Мари Туше

Подобные высказывания вряд ли беспокоили людей, живших при его дворе; гораздо больший интерес они вызывали у других европейских монархов, которые очень неодобрительно отнеслись к королю Франции, присоединившему к своим владениям Бретань.

— Какой мощной монархией становится Франция! — воскликнул Лоренцо Медичи.

— И насколько теперь более опасной, — добавил Фердинанд Испанский.

Что касается Генриха VII Английского, то он не высказался по этому поводу только потому, что темперамент не позволял ему говорить многозначительно, что вовсе не мешало при этом думать то же, что и другие…

Позиция, занятая Максимилианом, вселяла надежду во всех считавших себя задетыми монархов.

Действуя заодно с Максимилианом, они решили объявить войну этому бесчестному королю Франции, который с такой беззастенчивостью похищает чужих жен. Само собой разумеется, во главе движения встала Англия. Тогда Анна де Боже, которая все еще выступала в роли регентши, придумала очень ловкий ход, чтобы исключить из игры Генриха VII, а значит, разрушить и всю коалицию. Вот что она задумала.

Жил в то время в Англии любопытнейший человек по имени Перкинс Уорбек. Он был внебрачным ребенком короля Эдуарда IV и какой-то простолюдинки. Не имея никаких прав на корону, ведь он был незаконнорожденным, Перкинс решил использовать свое поразительное сходство с герцогом йоркским, убитым в лондонском Тауэре, чтобы создать прецедент Наундорфа <Авантюрист, уроженец Потсдама (1787-1845). Часовщик, выдававший себя за Людовика XVII.>.

— Я — герцог Иоркский, — говорил он. — Мне удалось вырваться из Тауэра в тот момент, когда меня должны были передать в руки палачей. Я требую вернуть мне корону Англии. Генрих VII всего лишь узурпатор…

Очень скоро у него появились тысячи сторонников.

Анна де Боже пригласила Перкинса в Париж и оказала ему великолепный прием. На протяжении многих дней она приглашала его к столу, обласкивала и оказывала почести, достойные короля.

Генрих VII забеспокоился.

Тот факт, что Франция с ее значительно возросшим могуществом оказывала, судя по всему, поддержку этому самозванцу, мог иметь непредсказуемые последствия. Английский король мгновенно понял это и, желая задобрить регентшу, немедленно отозвал свои войска, державшие в тот момент осаду Булони. Затем, окончательно отступаясь от Максимилиана, он по договору, заключенному в Этапле, признал Карла VIII подлинным мужем Анны. Бретонской.

Игра была выиграна с помощью английского внебрачного королевского отпрыска, лишний раз подтвердившего, что красота — бесспорная принадлежность всех детей любви…

* * *

А в это время маленькая Маргарита Австрийская по-прежнему оставалась во Франции. Живя сначала в Мелоне, затем в Мо, она пребывала в печали, несмотря на почтение, которое ей оказывалось.

Ее плен в золотой клетке длился полтора года. Наконец, в мае 1493 года военные действия между Максимилианом и Францией прекратились, и Карл VIII пожелал, чтобы его «маленькая невеста» возвратилась в Австрию.

Маргарита покинула город Мо 13 июня. В день отъезда Анна Бретонская сказала, ей на прощанье несколько теплых, ласковых слов, подарила драгоценности, великолепный дорожный туалет, огромное количество вещей в качестве приданого и даже головной убор, вышитый по ее просьбе Жанной де Жамб, дамой де Бомон, самой лучшей рукодельницей среди фрейлин.

Маргарита поблагодарила, однако благородный жест королевы не мог заставить забыть нанесенное ей оскорбление. Глаза девочки светились ненавистью к королю, отвергшему ее ради той, которая заняла ее место, и к народу, который безропотно позволил сделать это.

Целый эскорт знатных сеньоров сопровождал ее до города Валансьена. Когда она проезжала через Аррас, горожане приветствовали ее криками «Слава! Слава!». Но она остановила их:

— Не надо кричать «Слава!», лучше: «Да здравствует Бургундия!»

На следующий день она прибыла к отцу.

Но никогда впоследствии ей не удастся забыть обиду, нанесенную Карлом VIII, и именно с нее, считает президент Эно, начинается бесконечная взаимная вражда между домами Франции и Австрии.

Сама же Маргарита оставила стихотворные строки, в которых высказана горькая печаль, вызванная ее отъездом из Франции.

С отъездом Маргариты Карл VIII, безумно влюбленный в Анну Бретонскую, получил наконец возможность, без малейших угрызений совести уделять все свое внимание жене. Она, разумеется, была счастлива, потому что и сама испытывала к королю огромное расположение с той самой ночи в Ланже. Переживаемое ею чувство еще не было любовью, но в постели вполне заменяло ее.

Пылкая партнерша в любовных играх, она очень быстро выказала настойчивость в желаниях и требовала от мужа таких подвигов, что в конце концов он падал бездыханным.

Эта поистине ненасытная любовь была подмечена венецианским послом Захарием Контарини, который в одном из своих сообщений отметил: «Королева ревнива и испытывает к Его Величеству желание сверх всякой меры, и с тех пор, как она стала его женой, редки бывают ночи, когда она не спит с королем».