От аншлага до «Аншлага»

Когда в театре им. Янки Купалы ставили классическую белорусскую драму самого Янки Купалы «Раскiданае гняздо», режиссер придумал интересную новинку: на сцене соорудили гигантскую стену, в верхней части которой были прорезаны небольшие окошки со ставенками. Эти ставенки в нужные моменты раскрывались, из них высовывались, как кукушки в часах, артисты, изображавшие вещунов или кого-то в этом роде, и произносили разные умные пророческие тексты в стихах. Сначала роли этих вещунов играли другие артисты, но потом, не помню уже почему, их поручили нам с Юрием Лесным. Я начал активно зубрить текст, а Лесной только поглядывал на меня да посмеивался, но сам ничего не делал.

В конце концов, я не выдержал и перед спектаклем спросил у него, почему он не учит роль.

— А зачем? — удивился Юрий. — Пойдём, покажу, что я придумал.

Мы залезли по лестницам к своим окошкам и улеглись там на досках. Лесной достал из кармана исписанный листок и прикрепил его к внутренней стороне ставенки.

— Читать умеешь — и достаточно, — назидательно сказал он мне и хитро подмигнул. Я пристыжено промолчал, еще раз убедившись, что все гениальное — просто, и жалея потраченное на заучивание роли время.

Начался спектакль. Пришла пора — открылись и наши ставенки, причем открылись они полностью, прижавшись к стене так, что листок Лесного стал виден не ему, а зрителям. Я сказал свои слова по роли, а Юрий должен был продолжить, сохраняя ритм стихотворения, написанного чуть ли не греческим гекзаметром. Его часть начиналась, по моему, словами: «I ты, i мы будзем iсцi i прыдзем…»

Пауза затягивалась, Лесной, видимо, лихорадочно искал выход из создавшегося положения. И вдруг он бод рым голосом произнес:

— І мне, і табе — груддзю праложым сабе! — и захлопнул ставни…

Сползали мы с Юрием вниз с большим трудом, потому что декорации очень сильно тряслись от моего хохота. К Лесному потом еще долго подходили коллеги и предлагали заняться переводом «Интернационала» на белорусский язык.