От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед

Каменский вручил авангард, конечно, Кульневу и двинулся из Алаво 19.VIII, намереваясь атаковать графа Клингспора, занимавшего сильную позицию впереди Сальми, у Куортанского озера. Под начальством Кульнева были: 3-й егерский полк, три роты Петровского, два эскадрона гродненских гусар, казаки. Он повел атаку на шведов, засевших в редуте у Кухолашбы, с фронта, а конница охватила их с флангов, чтобы перехватить врага в случае отступления. Видя это, шведы отступили до Маенея, построившись за рекой, где был у них шанец; Кульнев повторил маневр, и шведы побежали, преследуемые по пятам. В пылу погони Кульнев вскочил на мост при Руона, длиною в 100 саженей, защищаемый батареями. Встреченный убийственным огнем, Кульнев должен был возвратиться и поставить свой авангард в виду главной позиции гр. Клингспора.

20. VIII произошло Куортанское сражение, отличавшееся особым упорством и ожесточением сражавшихся. Обе стороны остались на занимаемых ими позициях. Ночью Каменский решил, наконец, отступить и приказал обозам вытягиваться на большую дорогу. В это время явился Кульнев:

— Граф! Шведы отступают.

Как всегда, последним предаваясь сну, Кульнев после боя объезжал поле сражения, проверяя передовые цепи. Всматриваясь в шведский лагерь, он заметил, что их ведеты стояли реже обыкновенного и было мало движения. Опытный взгляд угадал отступление. Каменский, ласковый с офицерами и солдатами, но гордый с генералами, бросился при этой вести на шею Кульневу. Это была самая большая заслуга Кульнева на всем его боевом поприще, даровавшая России победу в этой войне.

Ведь Каменский собирался уходить, шведы провозгласили бы себя победителями, и от России потребовались бы новые большие усилия. Посланные Кульневым на разведку казаки донесли, что шведский лагерь пуст. Мост был починен, и Кульнев, идя, как всегда, впереди, догонял шведов. Настигши их арьергард у Сальми, после троекратных атак, завершенных штыковой, он сбил их с позиций и гнал 10 верст. Граф Клингспор отступил к Оровайсу, теснимый Кульневым. Позиция шведов считалась неприступной, и Каменский приказал не начинать сражения, но нетерпеливый Кульнев ввязался в бой и, теснимый во много раз превосходящим его неприятелем, вынужден был поспешно отступить. В это время подошел Каменский с главными силами. Была не битва, а побоище. Казалось, неприступная позиция была взята, и на ней взвился русский флаг.

Каменский, зная горячее, пылкое сердце Кульнева, всегда стремившегося идти вперед, не считаясь с препятствиями, не осудил его за ошибку, дав возможность загладить ее смелым преследованием, а кроме того, представил его к чину генерал-майора, считая Кульнева творцом победы. Здесь особенно ярко доказала свое превосходство новая тактика, введенная Кульневым, — усиливать цепи застрельщиков не в центре их расположения, что легко обращало их в беспорядочную толпу, а на флангах; прорвавшийся неприятель сам попадал в клещи.

Кульнев, желая поддержать свою горячо любимую мать, находившуюся в затруднительном материальном положении, просил заменить ему повышение чином денежной наградой. Император Александр I пожаловал ему орден Св. Георгия 3-й степени и 5 тысяч рублей, кои были до копейки переданы матери.

«За Богом молитва, за Государем служба не пропадет. Я счастлив», — писал он брату.

Каменский решил использовать победу под Оровайсом и неуклонно шел вперед, имея впереди отряд Кульнева, имевший ежедневно перестрелки с неприятелем. Путь был очень труден — много речек и проливов, возобновление разрушенных мостов, переходы вброд.

11. IX Кульнев взял Гамле-Карлеби и продвинулся на три версты, но, остановившись у разрушенного моста, получил приказание дальше не идти, так как главнокомандующий граф Буксгевден заключил 17.IX у Лахто перемирие со шведами. Гамле-Карлеби осталось за русскими, и в нем стоял эскадрон гродненских гусар, совсем оборвавшихся за поход. Русские и шведские офицеры ездили друг к другу в гости. Скромное угощение сопутствовало пирам и «беседам» — водка и карты. Между недавними врагами господствовало взаимное уважение и побратимство. Не случилось ни одного недоразумения между «гусарами Кульнева», как тогда уже называли гродненских гусар, и шведами.