От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности

III Еврейское пробуждение (1911–1914)

Первый толчок к пробуждению моего еврейского самосознания был вызван интересом к истории. Школьные уроки по иудаизму, на которых в нашей школе даже не требовалось знания иврита и которые в качестве обязательных прекратились по достижении нами четырнадцатилетнего возраста, едва ли подействовали на меня в этом направлении, а родители наши ни меня, ни братьев не отправляли в какую-либо религиозную школу, свободную для посещения, из тех, что учреждала еврейская община. Там я, вполне вероятно, мог бы хоть немного пополнить свои знания. «Еврейская домашняя Библия» Якова Ауэрбаха, из которой мы на занятиях по иудаизму читали лишь избранные фрагменты, произвела на меня по-настоящему глубокое впечатление только первой и сороковой главой Исаии, а беглые пояснения учителя по поводу предстоящих религиозных праздников, о которых я, как уже было сказано, практически ничего не знал, пока жил в родительском доме, не оказали на меня сколько-нибудь серьёзного воздействия. Между тем, как в дальнейшем выяснилось, этот наш зануда-учитель д-р Мозес Бароль, родом из Одессы[25], был крупным учёным и работал библиотекарем на кафедре реформистской раввинской семинарии. Ему, однако, недоставало педагогического эроса[26]. Как-то раз летом 1911 года он показал нам толстый трёхтомник Генриха Греца «История евреев» в популярном издании (без научных дополнений), безусловно, один из самых значительных трудов по еврейской историографии.

Когда я спросил д-ра Бароля, что можно почитать на эту тему, он указал мне на очень солидную (и превосходно упорядоченную!) библиотеку еврейской общины на Ораниенбургер штрассе[27], куда записывали и подростков вроде меня, стоило лишь принести записку от отца или матери (в моём случае это была мать), посредством которой они брали на себя ответственность за своего отпрыска. Многие годы я оставался среди прилежнейших читателей этой библиотеки, и ей я обязан значительной частью своего еврейского образования. Её директор, д-р Мориц Штерн парил где-то в недостижимой для меня высоте, а вот дама, сидевшая на выдаче книг и поначалу поражённая неутомимым читателем-подростком, вскоре окружила его поистине материнской заботой. Так я и пришёл к чтению этой пространной книги, мало того, что неслыханно богатой содержательно, исполненной драматизма, но ещё и написанной увлекательно, доступно и живо. Я проглотил три тома Греца со всё возрастающим интересом и попросил родителей и дядю Теобальда подарить мне на Бар-мицву популярное издание «Истории» Греца заодно с четырёхтомной «Римской историей» Теодора Моммзена.

В XIX веке у неправоверных евреев празднование Бар-мицвы переродилось в некое подражание протестантской конфирмации – там, где оно вообще сохранялось, хотя, надо сказать, в основном это событие по-прежнему отмечали. У каждого еврея свой «Шулхан арух»[28], гласит распространённая еврейская поговорка. Вот и мой отец, который в остальном был абсолютно чужд религиозной практике, решил, что его сыновья к тринадцати годам ещё слишком незрелы, и потому переносил этот праздник на субботу, предшествующую четырнадцатому дню рождения мальчиков, – диковинный образчик его частной теологии. Следуя устоявшемуся обычаю, отец, надев цилиндр, являлся в синагогу, где подростка впервые, а многих и в последний раз в жизни, подзывали к Торе, где он дважды, в начале и в конце процедуры, должен был произнести краткое благословение на иврите, после чего раввин в виду собравшейся общины назидал его хранить верность иудаизму и его идеалам. Вернувшись домой, посвящённый в большинстве случаев получал в дар от родичей некий комплект книг как основу его будущей библиотеки – в основном это были издания классиков, которые, впрочем, зачастую довольно скоро бывали по дешёвке распроданы. Для подготовки к этой церемонии обычно – как и в случае моих братьев – назначали какого-нибудь ученика йешивы, чтобы тот знакомил мальчиков с необходимыми правилами и церемониалом (особенно возложением филактерий), а также натаскивал их в ивритском тексте благословения. Братья, которые уже успели позабыть иврит, записывали себе текст латинскими буквами и проставляли ударения. (Часто бывало и так, что человек за эти часы выучивался читать еврейский текст с огласовками.)