От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

Кино и автор «Я со спокойным сердцем ожидаю наступления 1968 года»

После окончания войны Европа мало-помалу начинала приходить в себя. С появлением первых супермаркетов и, соответственно, жадных, но покладистых потребителей появились и те, кто непослушно начал слушать рок и джаз. Взрослые отдыхали от бурного времени, желая личного покоя, молодежь скучала и требовала движения вперед. «Папино кино» детей уже не устраивало – скукота какая-то, да и жизнь давным-давно поменялась, сколько можно смотреть слащавые мелодрамы с вычурными сценами и приторно-театральными актрисами? Такие платья уже никто не носит: выйдите уже из своих удушливых павильонов на улицу, оглядитесь!

В Париже – бурная интеллектуальная жизнь. Режиссеры спят с актрисами, философы спят со своими студентками, а между тем собор Парижской Богоматери избавлен от многовековой пыли – наконец-то его помыли. Семидесятивосьмилетний президент республики Шарль де Голль восклицает: «Я со спокойным сердцем ожидаю наступления 1968 года».

Но, когда он наступил, стало понятно, что спокойной жизни уже не будет. Молодежная революция охватила страну. А в толпе с красным флагом в руках шел неравнодушный Жан-Люк Годар, икона «Новой французской волны».

Он был среди тех, кто стоял у истоков совершенно иного понимания кинематографа. Тоже, по большому счету, революционного. И ведь кто бы мог подумать тогда, еще в 1951 году, что несколько отчаянных журналистов, объединившихся в журнале «Кайе дю синема» (Годар пришел туда годом позже), смогут доказать миру, что у каждого фильма есть свой автор. И это не всесильный студийный босс, повелительно указывающий, какую сцену вырезать, а какую оставить, назначающий сценариста и режиссера (возможно, совершенно не знакомых друг другу, возможно, знакомых, но находящихся во взаимной вражде из-за непропорционально разделенного гонорара), – нет. Это Auteur (пишется намеренно по-французски ввиду национальной родословной этого термина).

Спросите досужего зрителя: на какое кино он собирается пойти? Он ответит: на боевик, комедию, мелодраму, ужастик. На худой конец он скажет: знаешь, этот фильм «от создателей…» И в этой формуле важны не сами создатели, а те известные фильмы, которые они сняли. Маркетинговый ход? Берите больше! Мифологическое сознание!

Скажем, древние тексты «Вавилонская теодицея» и «Эпос об Эрре» приписывались неким Эсагил-кин-а-Уббибу и Кабти-илани-Мардуку, но кто их знал? Никто. Известны они были потому, что входили в число почитаемых среди высоких господ книг. Авторство заменялось категорией авторитетности. «От создателей верховных богов Вавилона» – вот это чрезвычайно притягательный лозунг. А что, в Древней Греции было по-другому? До сих пор спорят о Гомере – реальный ли это был персонаж или череда безымянных певцов, присвоивших себе авторитетность создателя «Илиады» и «Одиссеи». Верно подметил культуролог Сергей Аверинцев: «Имя Эзопа выполняет ту же функцию в применении к басням, что и имя Соломона – в применении к притчам».

СЕМИДЕСЯТИ-ВОСЬМИЛЕТНИЙ ПРЕЗИДЕНТ РЕСПУБЛИКИ ШАРЛЬ ДЕ ГОЛЛЬ ВОСКЛИЦАЕТ: «Я СО СПОКОЙНЫМ СЕРДЦЕМ ОЖИДАЮ НАСТУПЛЕНИЯ 1968 ГОДА».

НО, КОГДА ОН НАСТУПИЛ, СТАЛО ПОНЯТНО, ЧТО СПОКОЙНОЙ ЖИЗНИ УЖЕ НЕ БУДЕТ.

Даже в литературе нужно было пройти немалый исторический путь, чтобы найти то, что по-гречески именуется χαρακτηρ – индивидуальный стиль. Сказителей, певцов, писателей было как кошек при дворе Фараона. Но лишь про ту, что царапалась, не разрешала себя гладить против шерсти, своенравно себя вела, можно было сказать: да она с характером!

Недаром именно французам было уготовано судьбой открыть индивидуальный стиль в кино. Не только потому, что в послевоенном неспокойном Париже все только и делали, что читали о личных экзистенциальных переживаниях Сартра, пока его возлюбленная, самая независимая женщина в стране, Симона де Бовуар, сидя в Café de Flore, наслаждалась эксклюзивными напитками по неповторимому авторскому рецепту. И не только потому, что Гюстав Флобер когда-то во всеуслышание признался: «Мадам Бовари – это я», а Марсель Пруст, пребывая в поисках утраченного времени, не то напрасно это время тратил, не то искал собственное «я». А потому, что все вышеназванные личности стали небезразличны. Интересно, о чем они думают, чем занимаются в свободное время, каково их мировоззрение. И не будем юлить: знаменитый афоризм «Le style c’est l’homme» («стиль – это человек») как-никак принадлежит французскому писателю Бюффону.

Риторический вопрос: «Можно ли представить себе фильм Орсона Уэллса, снятый кем-либо, кроме Орсона Уэллса?» – это философская максима журнала «Кайе дю синема». Корреспонденты делают большое интервью с режиссером, и в нем угадывается эта заинтересованность, эта попытка разобраться в личности автора.