От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

Федерико Феллини и цирковые номера в кино

Сколько бы фильмов ни создавалось о гордом прославлении войны, а вот сама война в истории ничем полезным кинематографу не ответила. Экономический спад, застой производства, легкое увядание индустрии. Старушка Европа неоднократно переживала падения, но возрождалась благодаря своим музейным ценностям и любви к искусству. Но с кино произошла иная история – это искусство не способно храниться на полке и нуждается в ежедневном обновлении. Но где же взять деньги, если Вторая мировая война потрясла мир настолько, что после такого культурологического апокалипсиса даже заикаться о материальных вложениях в сферу, связанную с человеческими ценностями, как-то не комильфо. Человек, провозглашенный итальянской культурой Возрождения венцом творения, словно предал самого себя. Перестал быть равен себе. И особенно этот моральный кризис ощутила на себе как раз Италия: идеи Леонардо да Винчи погибли в костре неуемного блюстителя чистоты Савонаролы. А что делать дальше? Начинать все сначала. С самых, казалось бы, простых, но ведущих свою историю еще с Древнего Рима вещей: цирка и пантомимы. Нужно было хорошо знать, в чем артистическая сила мимики и запальчивая страсть народной смеховой культуры, чтобы стать символом кинематографической Италии. Нужно было болеть своим делом. Но для начала, разумеется, нужно было родиться. 20 января 1920 года в Римини на свет появился Федерико Феллини.

Этого было достаточно для истории. Конечно, нельзя забывать о домашнем воспитании, и школе как факторе психологического становления, и разгуле фашизма за окном. Но, похоже, главное влияние было отнюдь не социальное, а на уровень выше, где-то в метафизических областях. И не надо недоверчиво жмуриться! Сам Феллини допускал мистическую игру ума – вероятно, в ней есть что-то от искусства. Поэтому достаточно было родиться. А остальное происходило само собой.

Увидел бродячий цирк? Сбежал из дома! Не любил латынь и греческий в школе? Убегал на пляж смотреть на танцы тучной проститутки Сарагины. Из этих хулиганских выходок складывалась его биография. Это не значит, что только из них, – однажды, например, он уронил во время процессии свечу и искренне разрыдался, испугавшись не то обиды Христовой, не то его недовольства, но «вопреки» играло бо́льшую роль в многоликой событийности, чем «благодаря».

Да, в общем, и в кино он пришел затейливым путем: проработав карикатуристом, журналистом и сценаристом. И всюду чувствовался его вкус с озорству. Недаром он так мечтал работать в римском юмористическом журнале «Марк Аврелий» – собственно, держать-то его в руках было занятием рискованным: ощущалось нечто непозволительно кощунственное.

СТАРУШКА ЕВРОПА НЕОДНОКРАТНО ПЕРЕЖИВАЛА ПАДЕНИЯ, НО ВОЗРОЖДАЛАСЬ БЛАГОДАРЯ СВОИМ МУЗЕЙНЫМ ЦЕННОСТЯМ И ЛЮБВИ К ИСКУССТВУ. НО С КИНО ПРОИЗОШЛА ИНАЯ ИСТОРИЯ – ЭТО ИСКУССТВО НЕ СПОСОБНО ХРАНИТЬСЯ НА ПОЛКЕ И НУЖДАЕТСЯ В ЕЖЕДНЕВНОМ ОБНОВЛЕНИИ.