От часа тьмы до рассвета

Должно быть, говорить о том, что она хорошо знает, было ее способом борьбы со страхом, который она должна была ощущать, глядя в дуло пистолета, наставленного на нее Карлом, который был готов выстрелить в любую минуту. Ей должно было быть совершенно ясно, что нам вполне достаточно этой информации, но докторша продолжала говорить твердым голосом, с кажущимся профессиональным увлечением. Это должно было меня устраивать. Хотя внизу, в анатомической коллекции, я готов был убить ее за эти ее проклятые сухие замечания, сейчас это все же было гораздо лучше, нежели то, что она могла бы еще раз за эту ночь потерять контроль над собой и сорваться, что, учитывая оружие в руке трактирщика, могло бы иметь самые драматичные последствия.

— Основной прибор, судя по всему, находится не здесь, не в этой башне, — сказала она, окидывая изучающим взглядом все помещение. — В основном приборе при помощи записывающей аппаратуры фиксируются сигналы измерений на бумаге. А тот прибор, который находится здесь, является всего лишь дифференциальным усилителем, который принимает сигналы ЭЭГ в примерно десять микровольт и измеряет и удаляет мешающее напряжение, — она указала кивком на ближайший громкоговоритель. — Если включить установку, то мешающее напряжение в крепости будет огромным. И я спрашиваю себя…

Внезапно мои виски пронзила острая, колющая боль, которая через несколько секунд превратилась в мучительную, все более болезненную пульсацию. С каждым мгновением у меня все сильнее щипало в глазах, как будто мои слезы превратились в едкую кислоту. Но вовсе не моя боль заставила докторшу внезапно запнуться и оцепенеть от ужаса. Словно сквозь туман я видел, как ее охватила дрожь, я услышал тупой гул, нараставший вместе с моей головной болью, и вот спустя несколько мгновений пол под нашими ногами начал слегка вибрировать. Шум, должно быть, происходил из огромной звуковой колонки в полу таинственной крепостной башни.

— Бежим отсюда! — в отчаянии воскликнула Юдифь. Она схватила меня за руку и потянула назад в сторону площадки и выхода, но ужас и невыносимая боль сковали мои члены. Несколько секунд она отчаянно дергала меня за руку, но потом выпустила ее и, охваченная паникой, кинулась к двери.

Задыхаясь от ярости, хозяин гостиницы повернулся за ней и прицелился в нее пистолетом.

— Я не дам вам меня провести! — крикнул он и снял оружие с предохранителя. — Сначала заболтать меня, а потом смыться! Не со мной!

Он будет стрелять! От боли у меня помутилось в глазах, а звук его голоса исказился в моих ушах. Прошло менее одной секунды, именно это время понадобилось Карлу для того, чтобы нажать на спусковой крючок, но я воспринимал это, как будто просматривал кино в замедленной съемке. Этот омерзительный мешок с дерьмом собрался выстрелить в мою Юдифь!

За очень короткое время моя боль достигла такого уровня, что я готов был потерять сознание, но каким-то образом я смог одним рывком броситься к престарелому хиппи и, навалившись на него всем телом, толкнуть его на пол; страх за Юдифь придал мне прямо-таки невероятную силу. Ведь я поклялся в случае чего пожертвовать ради нее жизнью, дал клятву самому себе, что я буду ее героем, если кто-нибудь захочет причинить ей вред, даже если это будет последнее, что я смогу сделать. И я был готов исполнить эту клятву.

Силой всего своего веса я оттолкнул хозяина гостиницы в сторону и, не удержавшись, упал на жесткий пол вместе с ним. Раздался выстрел из тридцать восьмого калибра Карла — у меня тут же появилось ощущение, что моя голова в одно мгновение разлетелась на миллионы крохотных кусочков кожи, кости и тканей, точно так же, как и голова того адвоката в моей галлюцинации в «Таубе», — и одновременно с этим послышался совершенно невыносимый, жуткий шум, очевидно, из всех громкоговорителей, размещенных в башне, сразу. Огромная звуковая колонка в восьми метрах под нашими ногами издала скрипящий, царапающий звук, который прибавил к моей головной боли, которая уже довела меня до дурноты, еще и такое ощущение, что под плохим местным наркозом у меня с костей пытаются срезать мясо. Затем из многочисленных громкоговорителей зазвучала музыка, словно заиграла старая граммофонная пластинка.

«…Две наши тени слились в одну…»

На спине я перевалился и отполз немного подальше от ближайшей колонки к центру круглого помещения, но сила и интенсивность звука нисколько не изменились, где бы я ни попытался спрятаться на этом круглом плато. Словно затравленный зверь, я озирался вокруг, оглядывая все помещение.

«…И было видно, что мы так любим друг друга…»