ОТ ЧЕГО НАС ХОТЯТ “СПАСТИ”НЛО, экстрасенсы, оккультисты, маги?

М. Цветаева: “Состояние творчества есть состояние наваждения <...> Что-то, кто-то в тебя вселяется, твоя рука исполнитель — не тебя, а того, что через тебя хочет быть <...> Наитие стихий — это творчество поэта”.

О. Колбасина-Чернова: “Ее творчество, действительно, как она говорит, “наи­тие стихии”, под напором которой она творит, выражая волю не свою, а волю стихии, свойственными ей ритмами. Гений по ее определению — высшая степень подверженности наитию, это первое. Управление этим наитием, — второе”.

М. Цветаева: “Художественное творчество в иных случаях — некая атрофия совести. Тот нравственный изъян, без которого ему, искусству, не быть <...> Все мои вещи стихийны, то есть грешны <...> Я повинуюсь неизбежной необходимости. Кто меня звал? Я должна назвать, т.е. создать того, кто меня звал. Как будто бы мои вещи выбирают меня сами, и я часто их писала против воли”.

О. Колбасина-Чернова: “Ее стихией была трагедия героизма, жертвенности, бедности и гордыни, непревзойденной Марининой гордыни: я есмь — и я иду наперекор”.

Не следует, однако, преждевременно радоваться, читая о жертвенности, потому что М. Цветаева жертвенность понимала несколько иначе, чем большинство людей. Не собой она жертвовала ради других, а совсем наоборот, — могла жертвовать всем и всеми ради поэзии, а точнее — ради того честолюбивого самоудовлетворения, которое поэзия ей давала. Гордое сознание себя над толпой, “комплекс гения”, давали ей силы перенести все внешние невзгоды и скорби. Она и Ольгу К.-Ч. учила тому же: “Пока не научитесь все устранять, через все препятствия шагать напролом, хотя бы и во вред другим, пока не научитесь абсолютному эгоизму в отстаивании своего права на писание — большой работы не дадите”.

В приведенных выше высказываниях известной поэтессы, уже сложившей­ся как личность, отчетливо проявляется способность к критическому восприятию и анализу психических процессов, связанных с творчеством, что отсутствует, как мы уже видели, у детей дошкольного и частично подросткового возраста. М. Цветаева вполне сознательно говорит об автономности некоторых своих произведений, которые она не отождествляет с продукцией своего “Я”: “... я часто их писала против воли”, что ясно указывает на воздействие постороннего сознания (псевдогаллюцинации Кандинского в форме насильственного мышления, т. е. ментизма) на ее собственное сознание. Это явление наплыва потока мыслей она называла “наитием стихий”, но в отличие от детского варианта, Цветаева пыталась в некоторых случаях управлять этим “потоком сознания”, т.е. включалась в творческое сотрудничество с ним.

Как и в первом (детском) варианте, в творчестве Цветаевой мы можем наблюдать слегка прикрытую богоборческую, греховную направленность, которая вообще очень характерна для творчества контактеров. Это понимает и сама поэтесса, которая и по происхождению, и по воспитанию была все-таки православной, хотя так и осталась весьма далекой от Церкви. Ее собственное признание говорит о многом: “Худо­жественное творчество в иных случаях — некая атрофия совести <...> Все мои вещи стихийны, то есть грешны”. Исходное состояние, в которое вылилось сотрудничество с СПМ, привело поэтессу к самоубийству. Так печально и бесславно закончилась земная жизнь этой умной и талантливой женщины.