Читаем От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г. полностью

Правда, их было мало, очень мало, – совсем мало среди широкой офицерской массы. Это были офицеры третьего сорта, – как образно говорил один старый командир полка, – что есть господа офицеры, просто офицеры и офицеры просто сволочь. Первые – это были те, которые в тяжелые минуты не боялись брать на себя решения и принимать ответственность и становились героями и которых ничто не могло отвратить от Присяги, вторые добросовестно и честно выполняли свой долг и, не сворачивая с исторического пути, готовы были по первому приказу жертвовать своими жизнями «За Веру, Царя и Отечество», а третьи, как я уже сказал, «интеллигентного» типа, готовые идти любым путем, это те, которые делали заговор, знали о нем и, вопреки Присяге, стыдливо молчали.

Разрушительная работа все шла и шла, развращая «интеллигенцию» и делая возможными, в то время, как русский солдат проливал свою кровь на полях Маньчжурии, такие грустные и позорные явления, как поездку князя рюриковской крови в Париж увещевать французов не давать России займа, – как ликование передовой знати и «интеллигенции», при наших неудачах говорившей: «Чем хуже – тем лучше», как посылку русскими студентами японскому Императору поздравления с победой над русской армией и получивших от Императора Микадо достойный ответ, гласивший, что он благодарит за поздравление, но счастлив, что в его стране нет подобных предателей. Бедные, бедные, сколько потом они пролили своей крови, сколько отдали жизней за прошлые, глупые заблуждения, навеянные им «передовой» профессурой.

И дальше и больше – убийства, грабежи, «иллюминации», покушения, забастовки и проч. и проч. широко развернулись с открытием зловредной Государственной думы, ставшей рассадником всяческой смуты и предательства, приведшей к убийству Столыпина, одной из самых светлых и ярких фигур предвоенного времени. За что он пал жертвой «интеллигента» – еврея провокатора? Да за то, что по приказу Императора хотел облагодетельствовать крестьян, проведя хуторскую систему, и сделать их опорой Самодержавия.

Но, несмотря на все усилия революционеров, поддержанных почти всем «интеллигентным» обществом и знатью, свергнуть Самодержавие не удавалось – офицерский корпус был на страже своего Императора. Тогда передовое общество, руководимое Государственной думой, повело атаку на высший командный состав, стараясь привлечь его на свою сторону. Ему льстили, его противопоставляли остальной «некультурной» офицерской массе, играли на чувствах честолюбия, жажды популярности и боязни высмеивания – и эта атака увенчалась успехом. Мозг армии свернул с исторического пути и приобщился к зревшей измене. Офицерская масса оставалась в неведении, в каком многие, нежелающие ничего слышать и читать, остаются и поныне.

Передовое «интеллигентное» общество и знать неистовствовали и безумствовали. Не было той лжи и гнусности, которые, делая сами в салонах и Государственной думе, не возводили бы на Царскую Семью. Какое море грязи и клеветы было излито на Них, и никто, ни один не оборвал сплетничавшего негодяя и не поставил его должным образом на место.

Клевета росла, ширилась и ползла по простецкой Руси, как мор, как чума, все заражающие на своем пути. И эту клевету с хамским сладострастием смаковала часть нашей передовой знати и «интеллигенция». Страшно подумать о той неизмеримой низости, охватившей часть знати и «интеллигенцию». Люди, требующие к себе уважения, готовые вступиться за честь жены, матери, сестры и невесты, клеветали на ни в чем не повинную, высокоморальную Царскую Семью. Даже многие из профессуры, казалось бы, интересующиеся только наукой, и те с наслаждением зарывались в зловонное болото, стараясь даже в прошлом выискивать только все отрицательное и искажая историю, представляли всех Монархов в отрицательном виде. Образцом искажения, в партийных целях, истины и истории, является история, написанная профессором Милюковым и учебник истории для гимназий в Югославии Сухотина, – к прискорбию, одобренный русским учебным комитетом и разрекламированный «русской профессурой», взращивающей в детских душах русскую развесистую клюкву. Авторы сошли со сцены, но их растлевающие детские души учебники остались.

Мне рассказывали, что один из таких профессоров, в прежние годы, читая лекции о великой Русской Императрице, столько сделавшей для блага России, уснащал их скабрезными анекдотами, с вожделением выслушиваемыми стриженными курсистками. С честью, достойной последнего хама, он позорил честь усопшей женщины. И ни одна из русских девушек не осадила обнаглевшего профессора. За что и по чьей указке это делалось? У кого возможны такие постыдные явления, кроме русской передовой «интеллигенции»?

Вот в этой тлетворной атмосфере всеми травимая широкая офицерская масса, вопреки всему оставаясь верной Историческому Завету, вступила в Австро-Германскую войну.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы